Читать «Первая конная армия» онлайн - страница 246

Конармейцы, видевшие Озолина в бою, рассказывали, как он, будучи в самой гуще врага, энергично действовал револьвером и шашкой. Бой происходил в сильную метель, и что произошло потом с комиссаром, никто не знал. Предполагали, что он погиб и труп его занесло снегом. Однако эти предположения, к счастью, не оправдались. Позже, уже в марте, стало известно, что Озолин жив, и через некоторое время он вернулся в Конармию. Оказалось, что уже после того как все бойцы, находившиеся рядом с ним, погибли, он еще отбивался от белогвардейцев шашкой, пока не упал с коня тяжело раненный, без сознания. Белогвардейцы сочли его за убитого, раздели и бросили. Ночью он пришел в себя и добрался до хутора Тузлуковский, где попал в хату старика, сын которого был в Красной Армии. Старик, выдав его за белого солдата, устроил в лазарет. Немного окрепнув, Озолин, опять же с помощью приютившего его старика, перешел линию фронта, добрался до Ростова и там окончательно выздоровел.

1 февраля я приехал в полевой штаб армии в первом часу ночи. Настроение было прескверное, чувствовалась страшная физическая и моральная усталость. Весь прошедший день части армии вели тяжелый кровопролитный бой, но к ночи, понеся большие потери, отошли в исходное положение.

По злой воле Шорина Конная армия, брошенная в наступление на превосходящего противника, без поддержки стрелковых частей и при пассивности наших войск на других участках фронта, истекала кровью в единоборстве с врагом.

Поговорив с С.А. Зотовым, который трудился над составлением оперативной сводки для штаба фронта, я пошел отдыхать. Но уснуть не мог. На сердце было тяжело, нервы напряжены до предела. Я ходил по комнате и думал: как спасти армию?

И как всегда, когда каждому из нас было трудно, мы мысленно обращались к тому, кого считали учителем и отцом нашей революции, человеком, способным больше других понять горе и радость, сердце и душу революционного солдата. Я решительно подошел к столу, взял карандаш и бумагу, пододвинул поближе фитиль и начал писать письмо.

«Станица Багаевская на р. Дон, 1-го февраля 1920 года.

Глубокоуважаемый вождь, Владимир Ильич! Простите меня за то, что обращаюсь к Вам с этим письмом. Я очень хочу лично Вас видеть и преклониться перед Вами как Великим вождем всех бедных крестьян и рабочих. Но дело фронта и банды Деникина метают мне сделать это. Я должен сообщить Вам, тов. Ленин, что Конная армия переживает тяжелое время. Еще никогда так мою конницу не били, как побили теперь белые. А побили ее потому, что Командующий фронтом поставил Конную армию в такие условия, что она может погибнуть совсем. Мне стыдно Вам об этом говорить, но я люблю Конную армию, но еще больше люблю революцию. А конница еще очень нужна революции. Командующий фронтом тов. Шорин вначале поставил конницу в болото Дона и заставил форсировать р. Дон. Противник этим воспользовался и чуть было не уничтожил всю нашу конницу. А когда Реввоенсовет потребовал, чтобы изменить направление Конной армии, тов. Шорин лишил вверенную мне армию пехоты. Он передал две пехотные дивизии 8-й армии, а Конная армия была брошена одна на противника и вторично оказалась сильно помятой. За все мое командование подобных печальных явлений не было. А как только Шорин получил право распоряжаться вверенной мне армией, так и полились несчастья. Еще 26-го октября 1919 года, когда я был в подчинении тов. Шорина, он мне дал задачу, которая была вредна нам и полезна противнику. Тогда я по телеграфу ему об этом сказал, и он, наверно, обиделся и запомнил, а теперь все это отражается на общем нашем революционном деле. На сегодня получил задачу разбить противника и продвинуться вперед на 60 верст, а соседние армии стоят согласно приказу Шорина на месте и тем самым дают возможность противнику снимать свои части с фронта и бросать их против Конной Армии. Это явное преступление. Прошу обратить Ваше внимание на Красную Конную армию и другие армии, иначе они понапрасно погибнут от такого преступного командования.