Читать «Мифы и правда о маршале Жукове» онлайн - страница 56

Более-менее «подкованный» в истории войны человек также сильно удивится тезису об уничтожении авиации приграничных округов до того, как она поднялась в воздух. Напряженное сражение над аэродромами и полями сражений в действительности шло несколько дней. Первый удар 22 июня был сильным, но далеко не смертельным. Вынос аэродромов к границе на дистанцию артиллерийского залпа был исключением, а не правилом. Например, в Западном особом военном округе это были 129-й истребительный авиаполк 9-й авиадивизии, располагавшийся в 12 км от границы, и 74-й штурмовой авиаполк 11-й авиадивизии – в 14 км. Остальные авиаполки 9-й авиадивизии были в 20, 40 и даже 70 км от границы. При этом 129-й истребительный авиаполк уже в 4.05 был в воздухе и достойно встретил первый удар немцев. Он понес большие потери только во второй половине дня 22 июня. Всего в первый день войны ВВС Западного фронта произвели 1896 самолетовылетов, примерно по два на одну боевую машину. С выдвинутым В. Суворовым тезисом о «не успели подняться в воздух» эти факты никак не вяжутся. Подняться-то в воздух в первые часы войны многие советские самолеты приграничных округов успели. Они не смогли выдержать напряжения борьбы в течение всего дня 22 июня и были лишены аэродромного маневра. На каждый советский аэродром в первый день войны было совершено от 2 до 8 налетов, с продолжительностью атак до 40 минут. Если один-два налета еще можно было отразить, то 6–8 неизбежно приводили к тяжелым потерям. Красная армия столкнулась с характерной для Люфтваффе высокой интенсивностью использования ВВС, в значительной мере компенсировавшей меньшую численность. К тому же в полосе ЗапОВО соотношение сил немецкой и советской авиации было почти равным. Сравнительно легко отделались только ВВС Одесского военного округа, просто потому, что это направление не было для немцев приоритетным.

Уничтожение самолетов, танков и артиллерии трех советских фронтов одним ударом было для немцев 22 июня несбыточной мечтой. В. Суворов же упорно перепевает пропахшие нафталином мифы советской историографии: «Жуков требовал наступать в условиях, когда сожжены аэродромы. Когда наши разведывательные самолеты не могут подняться в воздух, следовательно, командиры не представляют, где противник. Жуков требовал наступать вслепую в условиях полного господства противника в воздухе. Жуков требовал наступать в условиях, когда противник все видит с воздуха, а у нас выбиты глаза» [47] . Ни о каком «полном господстве» немцев в воздухе в ходе Приграничного сражения не может быть и речи. Полное господство подразумевает воспрещение действий авиации противника, а этого Люфтваффе достигнуто не было, тем более на Юго-Западном фронте, о котором нам пытается поведать суровую правду Владимир Богданович. Воздушная разведка ЮЗФ хотя и не блестяще, но работала. Например, в разведсводке № 1 штаба ЮЗФ от 22.00 23 июня мы читаем: «По данным авиационной разведки, из района Радзехув в направлении Берестечко и Броды в 16 часов выдвигалось большое количество танков и к 16 часам 20 минутам Берестечко и Горохув были заняты мотомеханизированными частями противника» [48] . Эти данные воздушной разведки в целом верно отражали действительные перемещения лидирующей боевой группы 11-й танковой дивизии немцев. Данные воздушной разведки могли запаздывать, в них встречались ошибки, но говорить о «выбитых глазах» – явное преувеличение, если не сказать передергивание. Упрощенные до уровня лозунгов представления об исторических событиях чаще всего оказываются неверными.

Если попытки В. Суворова перепеть в новой аранжировке шестидесятнические мифы могут вызвать лишь снисходительную усмешку, то его тяга к псевдоглубокомысленным изречениям заставляет брезгливо поморщиться. Разодрав разученным театральным жестом тельняшку на груди до самой полундры, Владимир Богданович сообщает нам: «Директива № 3 погубила Красную армию. Этой директивой Жуков бросил русского медведя на немецкий рожон» [49] . На самом деле выполнение так называемой Директивы № 3 было остановлено, не успев начаться. Порождена эта директива была довольно бодрыми первыми донесениями из штабов ставших фронтами особых округов и благополучно скончалась после уточнения первых данных разведки. Наступать на Люблин никто даже не пытался.

Когда в человека попадает пуля или даже плоть рвут осколки снаряда, он может сначала почти ничего не почувствовать из-за болевого шока. В состояние такого «болевого шока» были ввергнуты на какое-то время войска особых округов. Если впоследствии советские разведсводки чаще завышали, чем занижали силы врага, то самые первые оценки противника в войне были чересчур оптимистичными. В частности, первая разведсводка Юго-Западного фронта завершалась разделом «Выводы», гласившим:

«1. Противник перешел госграницу на фронте Влодава, Перемышль и Липканы, Виковерхня (10 км северо-западнее Рэдэуци) в составе:

луцкое направление – четыре-пять пехотных дивизий и танковая дивизия;

рава-русско-львовское направление – три-четыре пехотные дивизии с танками;

перемышль-львовское направление – две-три пехотные дивизии;

черновицкое направление – четыре румынские пехотные дивизии» [50] .

Если сравнить эти выводы с известным нам сегодня положением немецких войск в первый день войны, то становятся хорошо видны промахи в определении сил и направления главного удара немцев. Наступающие на направлении главного удара 1-й танковой группы (луцкое направление, на стыке между 5-й и 6-й армиями) силы противника почти не отличаются в разведсводке от действующих на направлении вспомогательном. Сила удара из сокальского выступа занижена в три раза, вместо трех пехотных дивизий указывается всего одна. Появление немецкой 11-й танковой дивизии XXXXVIII корпуса Кемпфа разведка не заметила. Было вскрыто только появление 14-й танковой дивизии III корпуса Маккензена у Устилуга.

Заниженная оценка противника породила в верхах предположение, что все не так плохо и немцы ударили не главными силами (которые, наверное, еще сосредотачиваются). Как ответ на благостную картину происходящего вечером 22 июня из Москвы последовала Директива № 3. Она была отправлена из Москвы в 21.15. В ней констатировалось, что «противник, […] понеся большие потери, достиг небольших успехов», и приказывалось перейти в решительное наступление. Задачи армий юго-западного направления формулировались следующим образом:

«г) Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая госграницу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6 А[рмий], не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 26.6 овладеть районом Люблин» [51] . Северо-Западный и Западный фронты нацеливались на Сувалкинский выступ, а Южному фронту просто предписывалось «не допустить вторжения противника на нашу территорию». Если не закрываться платочком от «Люблина», а просто внимательно посмотреть на задачу Юго-Западного фронта, то вторжение на территорию оккупированной Польши вызвано небольшой глубиной вторжения немцев по первой разведсводке. Фланги ударного клина немцев в первый день были узкими, и эффективного охвата можно было добиться только вторжением на сопредельную территорию.

Уже поздним вечером 22 июня, когда Жуков прибыл в штаб Юго-Западного фронта, никто буквально следовать Директиве № 3 уже не собирался. Поступили уточненные данные о продвижении немцев, и оценка противника середины дня 22 июня была признана безнадежно устаревшей. Поэтому из директивы было взято рациональное зерно – сосредоточение против глубоко продвинувшегося противника авиации и пяти механизированных корпусов Юго-Западного фронта. Находившиеся в глубине построения войск Юго-Западного фронта 9-й и 19-й мехкорпуса получили приказ на выдвижение ближе к границе задолго до получения Директивы № 3. Находившиеся на марше соединения можно было перенацелить в нужном направлении «на лету». Остальные три механизированных корпуса фронта также получили приказы на выдвижение в новые районы сосредоточения до подписания Директивы № 3. Уже в 20.40 22 июня (т. е. за полчаса до отправки в войска Директивы № 3) 8-й механизированный корпус 26-й армии получил приказ о переподчинении соседней 6-й армии и выдвижении в ее полосу обороны. К утру 23 июня корпус Д.И. Рябышева должен был выдвинуться в район Куровице, Винники, Борыниче. Это населенные пункты юго-восточнее Львова, в 25–30 километрах южнее Буска. Находившийся во фронтовом подчинении 15-й механизированный корпус И.И. Карпезо сразу же был введен в бой. Корпус получил приказ нанести контрудар по наступающим в районе Радзехова танковым соединениям немцев в 18.00 22 июня. Совместно с 15-м механизированным корпусом должен был наносить контрудар в направлении Радзехова сильнейший 4-й механизированный корпус А.А. Власова. После уточнения данных о продвижении противника направления контрударов логично сместились на собственную территорию. План стал на 100 % политкорректным, никакого Люблина.

Командование Юго-Западного фронта лихорадочно собирало наиболее боеспособные механизированные соединения для удара всей массой во фланг наступающим немецким войскам. Жуков поддержал это решение и принял участие в его реализации. Первые шаги Жукова в организации контрудара описывает в своих воспоминаниях начальник оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта И.Х. Баграмян: «Жуков поинтересовался, имеем ли мы проводную связь с Музыченко [командующий 6-й армией. – А.И. ]. Получив утвердительный ответ, генерал армии сказал, что побывает у него, а пока переговорит с ним. Кирпонос распорядился немедленно вызвать командующего 6-й армией к аппарату. Выслушав доклад командарма о состоянии войск, о противнике, Жуков особо подчеркнул, насколько важно, чтобы 4-й мехкорпус как можно быстрее был переброшен на правый фланг армии» [52] . Далее Жуков принял решение выехать в войска, чтобы на месте подтвердить правильность принятых решений и обеспечить их гибкую реализацию: «Вскоре Г.К. Жуков в сопровождении представителей штаба фронта выехал в 8-й механизированный корпус генерал-лейтенанта Д.И. Рябышева, чтобы на месте ознакомиться с состоянием его войск и ускорить их выдвижение из района Львова на Броды» [53] .

Критики «бессмысленных контрударов» правильно указывают на недостатки ввода мехсоединений в бой с марша, без возможности организовать разведку итп. Однако они сознательно или несознательно упускают из виду критику и анализ других вариантов действий мехкорпусов Юго-Западного фронта. Если просто спросить их: «А что надо было делать?», то в ответ мы ничего интересного не услышим. Владимир Богданович, конечно же, закатит глаза и, раскачиваясь, начнет бубнить мантры про окопы полного профиля, противотанковые рвы и минные поля. Если предполагать, что немцы – это личности с автоматами на мотоциклах и БТР-152 с жирными крестами на бортах из советского кинофильма, то такими способами их можно было остановить. В суровой реальности вермахт был подобен многочисленной и всепожирающей саранче. Если нет возможности выиграть огневой бой с наступающими, то противник принудит к молчанию артиллерию и огневые точки, прикрывающие инженерные препятствия. Далее не брутальные молодцы с закатанными рукавами и МП-40 в руках, а флегматичные саперы взрывами обвалят стены противотанкового рва и снимут мины. Тем самым будут обеспечены проходы для танков и пехоты. Именно так немцы проходили противотанковые рвы и минные поля под Курском в июле 1943 г., преодолев оба рубежа обороны Воронежского фронта.

Какие могут быть альтернативные варианты использования механизированных соединений? Они были единственным средством, позволяющим оперативно влиять на соотношение сил на направлении главного удара противника. Занимать мехкорпусами оборону? Тогда где, на каком рубеже и с какой плотностью? Для этого нужно было прежде всего достоверно знать следующие ходы противника, о которых он нам докладывать не будет. Немцы могли ломиться строго на восток, как они это делали в действительности, а могли в любой момент свернуть на юг в тыл 6, 26 и 12-й армиям. Соответственно, в случае попытки реализовать пассивную стратегию требуется прикрывать одновременно несколько направлений, распыляя силы. Пассивность в действиях мехкорпусов тем более привела бы к их разгрому по частям последовательным сосредоточением усилий на разных направлениях.

Пассивная стратегия