Читать ««Приют задумчивых дриад». Пушкинские усадьбы и парки» онлайн - страница 10

Елена Николаевна Егорова

…На водах широких,

На виду царёвых теремов высоких,

Пред Чесменской гордо блещущей колонной,

Лебеди младые голубое лоно

Озера тревожат плаваньем, плесканьем,

Белых крыл могучих, белых шей купаньем…

Дряхлеющий, но всё ещё прекрасный и величавый одинокий лебедь дичится молодых сородичей:

Лебедь белогрудый, лебедь белокрылый,

Как же нелюдимо ты, отшельник хилый,

Здесь сидишь на лоне вод уединенных,

Спутников давнишних, прежней современных

Жизни, переживши, сетуя глубоко,

Их ты поминаешь думой одинокой!

В этом покинутом всеми старом царскосельском лебеде Жуковский, остро чувствующий творческое одиночество в чуждом ему Бадене, символически видит себя, свою нелёгкую и славную судьбу. Попав в заснеженный город, легко представить, как пожилой П.А. Вяземский, опираясь на трость, идёт в «Царскосельский сад зимою» (так называется стихотворение) «бродить с раздумием своим». Здесь

Под хладной снежной пеленою

Тень жизни внутренней слышна,

И, с камней падая, с волною

Перекликается волна.

В вечерней мгле пред глазами поэта

…много призрачных видений

И фантастических картин

Мелькают, вынырнув из тени

Иль соскочив с лесных вершин.

Может быть, среди этих призраков Вяземскому мерещилась и тень давно ушедшего из жизни друга Пушкина, но в стихотворении об этом он умолчал. Великолепие старинных дворцов и лирические картины царскосельских садов навевают Ф.И. Тютчеву, как и Пушкину, мысли о славном былом:

Осенней позднею порою

Люблю я Царскосельский сад,

Когда он тихой полумглою,

Как бы дремотою, объят…

И на порфирные ступени

Екатерининских дворцов

Ложатся пурпурные тени

Октябрьских ранних вечеров —

И сад темнеет, как дуброва,

И при звезда́х из тьмы ночной,

Как отблеск славного былого,

Выходит купол золотой.

Когда читаешь эти строки, чудится, что где – то рядом с дворцом бродит призрак Екатерины II в окружении теней славных полководцев её эпохи. Невольно возникает ощущение незримого присутствия в глубине парка Пушкина, но не юноши – лицеиста, а зрелого мужа, потому что в лирических величавых строках Тютчева нет юной жизнерадостности. Меланхоличный Константин Фофанов видит «задумчивые парки» сквозь призму собственных поэтических фантазий, в своём воображении он рисует картины блистательных увеселений екатерининской эпохи, когда

У входов стройно выстроились в ряд

Затейливых фасонов экипажи…

Мелькают фижмы, локоны, плюмажи…

Он воспевает в «Думе о Царском Cеле» великолепные парковые ландшафты, «зыбкие аллей прохладных арки», «ряд душистых цветников», «мостики над зеркалом прудов»… В поэтическом провидении Фофанову представляется «святая тень великого певца»: