Читать «Чехия и чехи. О чем молчат путеводители» онлайн - страница 136

А что нынешняя молодежь? Прочти им стишок: «Это что за большевик / Лезет там на броневик? / Он большую кепку носит, / Букву „эр“ не произносит» – так процентов десять неуверенно подумают про Ельцина, в 1991 году лезущего на танк, еще столько же решат, что это про коммуниста Зюганова, неизвестно куда лезущего, а большинство просто пожмут плечами… Вот и приходится объяснять, как помню и как умею.

К 1968 году недоуменных вопросов в головах здравомыслящих чехов накопилось слишком много. На дороге к коммунизму, куда следовало идти строго по маршруту, указанному ЦК Коммунистической партии Советского Союза, обнаружилось много рытвин и ухабов. Почему собственное хозяйство надо вести по указке Большого Брата? При всем уважении к русским от изобилия продуктов и товаров они сами явно не страдали. Вот и в чешских магазинах появились очереди за продуктами. А у интеллигенции вопросов было еще больше. И навязываемый соцреализм, и непременное единомыслие, отступление от которого грозило мелкими и крупными неприятностями. И «железный занавес», и цензура… Забавный народ, эти чехи! Как будто мы подобные вопросы на своих кухнях не задавали! Только заканчивали политбеседы чаще всего грустной пословицей «Против лома нет приема». А вот чехи решили улучшить социализм!

В январе первым секретарем компартии Чехословакии был избран молодой, симпатичный и скромный словак Александр Дубчек. Вскоре он провозгласил курс на построение «социализма с человеческим лицом». Были ослаблены цензура, пересмотрен запрет на митинги и собрания, на инакомыслие и оппозицию. И Чехословакия забурлила! Началась Пражская весна. Истосковавшиеся по свободе слова ораторы на многочисленных митингах, в дискуссионных клубах, на собраниях новых общественных организаций призывали к реформам, вызывая восторг и ликование аудитории – прежде всего интеллигенции и студенческой молодежи. Сейчас можно только гадать, кто из лидеров Пражской весны искренне верил в возможность «социализма с человеческим лицом» и действительно надеялся лишь избавиться от уродств «казарменного социализма», дать стране и ее гражданам достойную жизнь, элементарные права и свободы. А кто из них давно избавился от коммунистических иллюзий или никогда их не имел. И лишь прикрываясь риторикой «реформации социализма», смотрел на западную модель, с ее рыночной экономикой и демократией, как на единственно возможную. Уверен, что были и те, и другие. Во всяком случае, не было открытых призывов порвать с Советским Союзом, с социализмом. Конечно, никакая это была не «контрреволюция», не «происки западных спецслужб». Тем не менее в Кремле такие обычные сейчас вещи, как свобода слова и собраний, разноголосица мнений, призывы к экономическим реформам, вызывали зубовный скрежет, именовавшийся на языке официальных сообщений нашей прессы «чувством глубокой обеспокоенности событиями, происходящими в братской Чехословакии». Надо сказать, что наш «дорогой Леонид Ильич Брежнев» был человеком совсем не кровожадным, к тому ж нерешительным и трусоватым. А Дубчеку поначалу симпатизировал, называл его «наш Саша». Долгие месяцы проходили совещания братских компартий, личные встречи и консультации, где «Сашу» отечески пытались увещевать, вразумить. Все чаще «глубокая обеспокоенность» появлялась на страницах наших газет. И «самому читающему между строк народу» все больше становилось понятно: добром это не кончится.