Читать «Катынь. Современная история вопроса» онлайн - страница 117

В предыдущей главе были изложены свидетельства, которые позволяют с большой степенью вероятности говорить о существовании в 1941 г. под Смоленском лагерей «ОН». В итоге версия комиссии Бурденко представляется вполне обоснованной. В этой главе мы продолжим разговор о фактах, которые должны позволить сделать более определенные выводы о виновниках преступления в Катынском лесу.

В начале следует поговорить о цитате из книги известного советского историка М.И.Семиряги «тайны сталинской дипломатии ». Михаил Иванович, участник ВОВ, полковник запаса, доктор исторических наук в этой цитате сообщил поистине сенсационную вещь. Якобы в 1946 г. смертельно больной академик Николай Нилович Бурденко сообщил своему другу Ольшанскому, бывшему профессору Воронежского университета, уехавшему из СССР на Запад, следующее: «Выполняя личное распоряжение Сталина, я отправился в Катынь, где как раз вскрыли могилы… Все тела были погребены 4 года назад. Смерть наступила в 1940 году… Для меня как для врача это очевидный факт, который невозможно поставить под сомнение. Наши товарищи из НКВД совершили большую ошибку» (Тайны сталинской дипломатии. С. 127).

Это сообщение полно несуразностей. Даже если бы нечто подобное произошло, то вряд ли Бурденко в 1946 г. (!) сообщил бы нечто подобное какому-то другу. Тем самым, он поставил бы под вопрос будущее своей семьи. Это раз. Второе, как медик, Бурденко прекрасно знал, что в 1944 г. определить время смерти расстрелянных в Катыни было невозможно. А безаппеляционность, с которой было сказано, что « это очевидный факт», позволяет сомневаться в том, что академик мог сказать нечто подобное. Бурденко мог признаться, что его вынудили заявить, что катынские захоронения относятся к 1941 году, но не более. Ну, а выражение Бурденко относительно « Наших товарищей из НКВД» вообще выпадает из контекста.

«Признание» Бурденко на смертном одре весьма напоминает другое, часто цитируемое предсметное «признание» маршала Рокоссовского о Сталине, как о «сухоруком бандите». При этом как-то забывают о том, что когда Хрущев просил Рокоссовского выступить с критикой культа Сталина, тот заявил: «Товарищ Сталин для меня святой. Я своего мнения о нем никогда не изменю». При этом следует иметь в виду, что Рокоссовский в 1940 г. вернувшись из тюрьмы в армию, всегда носил с собой пистолет, заявив жене, что, если за ним вновь придут, живым он не дастся. Но своего отношения к Сталину Рокоссовский не менял.

Так как же быть с признанием Бурденко? Было оно или нет? Ведь об этом факте писал уважаемый советский историк. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Ошибся Михаил Иванович, и крепко. И, прежде всего, в отношении личности Ольшанского Бориса Николаевича . Тот никогда не был профессором Воронежского университета. В 1946 г. он работал рядовым преподавателем Советской средней школы № 1 в Карлхорсте (Берлин). в сентябре 1947 г. Ольшанский бежал в американскую зону оккупации Германии. В начале 1953 г. он дал показания американской «комиссии Мэденна», занимавшейся Катынским делом. Ольшанский заявил, что он в апреле 1946 г. он встречался с академиком Н.Бурденко, который сообщил ему «правду о катынском расстреле». После этого Ольшанский стал в США «VIP-персоной».