Читать «Телеграмма Берия» онлайн - страница 38

Мы пришли в какую-то большую комнату, скорее аудиторию, судя по длинным столам и скамьям, впереди которых за небольшим столом сидел человек, охраняемый двумя вооружёнными матросами, Я скинула своё пальтишко и бросила его на скамью позади нас.

Начался допрос. Мои спутники задавали вопросы, я переводила. Как я поняла, этот пленный был одним из техников, ответственным за постановку мин. Главным результатом этого допроса было получение информации об участках Финского залива, с повышенной плотностью размещения мин (то есть тех участков, которые получили на жаргоне моряков название «супа с клёцками»). Оказалось, что при шахматном расположении мин каждая вторая мина была липовой, то есть не имела соответствующего содержимого.

Пленный подробно отвечал на задаваемые технические вопросы, а к концу допроса мы узнали, что он был родом из Эльзаса, до войны входившего в состав Франции. Он работал в одном из парижских кафе, затем был призван во французскую армию, воевал с немцами, попал в плен. Затем был выпущен на свободу и объявлен немцем, так как Эльзас уже был частью Германии. Был призван в военно-морской флот, обучен минному делу и вот теперь, как горестно заметил, попал в русский плен.

После нескольких уточняющих технических вопросов переодетый адмирал сказал мне, что он удовлетворён полученной информацией и что я свободна. Я обернулась, взяла своё пальтишко со скамьи и начала его одевать. Тут пленный, как на пружинках, мгновенно вскочил и, по-видимому, по въевшейся в него привычке, сделал попытку подать мне пальто.

Офицеры вдруг осознали, что даме полагается подавать пальто. Но они очень неловко плотно схватились каждый за свой рукав — так, что надеть пальто было практически невозможно. Пленный вспомнил, что он пленный, и отступил. Офицеры заметили свою неловкость и опустили рукава. Произошла заминка. Я с трудом сдерживала смех, все трое мужчин были смущены, но я поняла, что человек из Эльзаса, несомненно, француз.

Начиная с этого утра мне пришлось два с половиной дня заниматься допросами немцев, в соответствии со списком вопросов, который мне дали, так как из Ленинграда, чтобы мне помочь, никто не приезжал. Когда начальство убедилось, что я всё делаю правильно, офицер, ранее присутствующий при допросах, исчез. Поэтому помимо вопросов из списка я начала просто разговаривать с пленными, стараясь понять психологию немцев. Только вооружённый матрос, стоявший со скучающим видом у двери, был свидетелем моих не относящихся к делу бесед — но он ведь ничего не понимал.

Конечно, пленные немецкие моряки были разными и по возрасту, и по чину, и по образованию, и по отношению к войне. На мои вопросы о жизни молодёжи и вообще о жизни в Германии, многие отвечали охотно, но совершенно не так, как я ожидала. В большинстве случаев, кроме спорта, девушек, танцев, пивных, их ничего не интересовало. Они были далеки от интереса к литературе и к музыке своих непревзойдённых классиков, лишь изредка читали газеты, не знали, кто такой Гейне, а его стихи (например, «Лорелея»), положенные на музыку, уверенно объявляли фольклором. Даже Гёте с трудом вспоминали лишь некоторые из них.