Читать «Телеграмма Берия» онлайн - страница 27

Все друзья знали о моих успехах на экзаменах, поздравляли меня, а родители просто гордились своей дочкой, поступившей в бывший Политехнический Институт, который закончили многие известные учёные. Возможность выбора направления будущей деятельности в этом Институте была очень широка.

К концу августа были вывешены списки принятых в Институт абитуриентов. Около этих списков толпилась молодёжь. Пришла и я, беспокоясь главным образом за судьбу ряда моих товарищей, которым я помогала при подготовке к экзаменам. Проталкиваясь к спискам, я видела, что некоторые девушки и юноши отходят от них с мрачными лицами, а некоторые со слезами на глазах. Конкурс в этот Институт в те годы был очень большим.

Проглядывая списки, я с радостью отметила, что все те, кому я помогала — были приняты. Хотя я не сомневалась, что у меня всё в порядке, я решила удостовериться в этом и внимательно продолжала читать списки.

Однако, моей фамилии в списках не было… Ничего не понимая, я сперва решила, что мою фамилию случайно пропустила машинистка, и направилась в приёмную комиссию, чтобы обратить внимание сотрудников на эту оплошность.

В комнате, где помещалась эта комиссия, было много народа и была довольно большая очередь к её председателю. Я подошла к сотруднице, на столе у которой лежали списки, сообщила о своих отметках и о вероятной ошибке при распечатке списков.

Она переспросила мою фамилию, вынула из ящика стола какие-то бумаги, полистала их и сухим и безразличным тоном произнесла:

— Никакой ошибки нет, вы не приняты в Институт.

Я замерла, а она стала что-то отвечать следующему за мной молодому человеку. Когда до меня дошло, что меня на самом деле не приняли в Институт, я довольно бесцеремонно отодвинула молодого человека в сторону и громко её спросила: «Почему?» Она спокойно и холодно повторила: «Вы не приняты в Институт в соответствии с решением приёмной комиссии».

Стоящие вокруг меня молодые люди, которые были свидетелями всего происшедшего, молча расступились, и я вдвойне ощутила себя отверженной.

Я смутно понимала, что должна каким-то образом бороться, требуя справедливости или каких-то объяснений, по-видимому, от председателя приёмной комиссии. Однако, я почувствовала, что со мной происходит что-то странное, что у меня нет никаких душевных сил на какой-либо разговор, и я бросилась бежать, сперва из помещения, затем через парк, к профессорскому дому, в котором жили друзья нашей семьи — Монастырские. Когда мне открыли дверь, я с трудом, сдерживаясь от рыданий, сказала, что произошло, и попросила оставить меня одну.

Я бросилась на кровать в комнате, куда меня проводили, и тут уже я не могла больше сдерживаться — рыдания граничили с истерикой и продолжались много часов. Мне просто физически не удавалось их остановить.

Бросая взгляд назад, можно счесть, что это было обыкновенное житейское событие: ну, не поступила в Институт — на следующий год поступит. Может быть, я так и подумала, примирившись со случившимся, если были бы хоть малейшие понятные мне основания для этого. Или не было так равнодушно и холодно сообщено об этом без какого-либо даже формального объяснения — или хотя бы человеческого участия.