Читать «Следствие не закончено» онлайн - страница 440

Юрий Григорьевич Лаптев

Он стоял в сторонке — высокий, неестественно прямой, в летнем пальто и шляпе с обвисшими полями. Стоял и держал в руках ненужный ему электрический чайник.

Проходя мимо, я машинально оглядела старика, но увидела, а точнее — вспомнила его только спустя несколько месяцев. У профессора было высохшее лицо, тонкие, сурово стиснутые губы и не вяжущиеся с обликом глаза — глаза послушного ребенка, втихомолку переживающего невыносимую боль.

В тот день на аэродром прибыл только один самолет; он как-то неожиданно для всех вырвался из туч — огромный, четырехмоторный, с приплюснутой, как голова белуги, кабиной летчиков. Мы кинулись ему навстречу, потом бежали следом по рыжей скользкой траве. Тяжелый ветер от винтов хлестал в лицо словно мокрой тряпкой, сбивал ослабевших людей с ног.

И вот тогда-то я впервые увидела летчика Андрея Половодова.

Он стоял под плоскостью своего притихшего самолета, безуспешно пытался раскурить отсыревшую папиросу и сердито объяснял что-то коменданту аэродрома — белесому и на диво невозмутимому товарищу со странной фамилией Стрынктыч. Никто из нас, ожидавших, не слышал этого разговора, но каждому казалось, что решается его судьба.

Красноармейцы, построившие живой конвейер, спускали с самолета по трапу и бережно укладывали в два грузовика ящики с концентратами, медикаментами и какие-то плотно обтянутые парусиной тючки. И хотя мы отлично понимали, что каждый килограмм этого драгоценного груза, может быть, спасет человеческую жизнь, все-таки почти всеми владело нетерпение: «Ну, скоро ли они кончат разгружать?»

Но когда закончилась разгрузка, наше волнение возросло еще больше. Под руководством невозмутимого коменданта из числа ожидавших отправки были отобраны и препровождены в самолет больные, женщины с детьми, старики: больше семидесяти человек поднялось по крутому трапу бомбардировщика. Потом мы услышали слова командира корабля:

— Порядок! Больше не приму на борт ни одного человека.

Половодову что-то возразил комендант. Но я увидела, как у летчика туже сошлись и без того почти сросшиеся брови, и он ответил громко и зло:

— Хорошо, товарищ Стрынктыч, сажайте еще хоть дюжину. Но только и за штурвал садитесь сами. Договорились?

— Ну, будь другом, прими еще хотя бы одного человека, ведь как-никак академик, — сказал комендант и добавил еще что-то вполголоса.

Половодов так же сердито покосился на стоявшего неподалеку старика, и вдруг — ну, как он мог это сделать?! — летчик улыбнулся совсем по-мальчишески и сказал:

— Лады! Только чайник пускай твой академик сдаст в багаж!

Не знаю, расслышал ли ученый эти нелепые слова или просто догадался, что разговор идет о нем, но он повернулся к коменданту и сказал строго:

— В этом уже нет никакой необходимости. Лучше посадите кого-нибудь из женщин.

Сказал, отвернулся и пошел — высокий, неестественно прямой, придерживая одной рукой шляпу, другой прижимая к себе чайник.

Затем произошло безобразное…

Я не знаю, какая сила вытолкнула тогда меня к самолету. Не помню, что я говорила, вернее — выкрикивала. Помню только, что совала командиру корабля и коменданту какие-то бумажки от высокопоставленных лиц, от Союза художников.