Читать «Верный муж (сборник)» онлайн - страница 70

Как сказала Мара на похоронах Григория Петровича:

– Придешь в себя и наконец начнешь жить.

Она тогда отпрянула от подруги:

– Что ты говоришь такое? С ума сошла?

– Ничуть, – ответила та. – Просто поймешь, что теперь ты свободна. Вот что я имела в виду. А свобода – сказочное чувство! Никому не должна, ничем не обязана. Отстрадаешь свое и заживешь вольной птицей! Гриша твой был… Не сахар, мягко говоря. Строил тебя – будьте любезны! Ты уж прости, что я сегодня… Просто утешить тебя хочу, чтобы ты поняла: все не так страшно! Сколько моих подружек, вдов, только жить начали после, извини, смерти благоверных! Дети, внуки, книги, выставки, киношки! Никаких обедов, глажки, уборки. Никаких занудств, истерик, жалоб, претензий. Вот про какую свободу я тебе говорю!

Надя смотрела на подругу с ужасом. Наконец нашла в себе силы ответить:

– Не тебе судить! Ты всю жизнь жила одна, смолоду! Для себя жила! А я… Я прожила с мужем всю жизнь! Столько лет, тебе это о чем-то говорит? Любовь, привычка, быт – как хочешь. Люди прорастают друг в друга, корнями прорастают, понимаешь? Это – как руку отрезать. Или потерять глаз. Хотя что я тебе говорю… – Она махнула рукой и пошла прочь. Обида была на подругу жуткая. А потом подумала: «Марка не вредная, обидеть не хотела. Просто взгляд на жизнь у нее такой, что поделать?»

И через неделю сама ей позвонила. Столько лет дружбы, к чему считаться? Хотя вообще-то долго была в шоке от слов. А потом, спустя полгода после похорон мужа, Надя поймала себя на том, что Мара была не так уж и не права. И сама испугалась своих мыслей. Нет, она по-прежнему страдала и скучала по нему, но эти чувства перестали быть такими острыми, что ли… И от забот, которые сопровождают всю жизнь семейную женщину, она с удовольствием отдыхала.

Так бы и текла медленной и спокойной речкой ее жизнь – с редкими всплесками радости, нечастыми удовольствиями. Как и положено в «зимнем» возрасте.

Нет! Не дали! Не дали пожить в покое и в благости.

Как там говорится? Эффект неожиданности хуже самой неожиданности!

Эшафот – вот он, рядом, только протяни руку. Еще пара тетрадных листов, написанных без помарок и очень аккуратно, как все, впрочем, что делал их автор.

Бери и читай. Читай дальше. Выхода нет. Любопытство сгубило кошку.

Пишу тебе, зная, что ты это никогда не прочтешь, потому что не могу тебе не писать. Не могу с тобой не разговаривать. Не могу о тебе ничего не знать. Источник, слава богу, есть, и все тот же – Наташа. После нашей последней встречи она мне позвонила на работу и пыталась утешить. Я сказал, что главное – информация о тебе. Знать, что ты здорова. Деньги, отвергнутые тобой, буду все равно высылать. Разумеется, ей, Наташе. Так – уж извини – мне будет спокойно. Твой эксцентричный (вполне в твоем духе, кстати) жест с моими письмами сейчас мне кажется смешным, а не трагичным, как в первые дни. Швырнула, бросила в лицо. «Подавись! И ими, и всеми твоими подачками! Чтобы духу твоего не было в моей жизни! Ни духу, ни запаха – даже бумаги. Ничего».