Читать «Сквозь столетие (книга 1)» онлайн - страница 95

За годы Машиного учительствования школа изменилась к лучшему. Вначале обе группы учеников сидели в одной комнате, хотя их было немного — первоклассников двенадцать и второклассников десять, однако нормальной учебе мешала теснота. Когда давала письменные задания первой группе, второклассники отрывались от книг и навостряли уши, наблюдая, что делают младшие.

Не раз Маша ходила зимой к отцу Василию и к своему свекру Пархому Паньковичу, умоляя их помочь ей — пристроить еще одну комнату. Это было новым для Запорожанки. Обычно прежде в хате строили большую комнату, и лишь лет двадцать тому назад некоторые сельчане начали возводить под одной стрехой еще одну небольшую комнатушку. Маша вцепилась в это новшество. Сперва ей отказали в просьбе. «Где же мы возьмем сволоки-матицы? — спрашивал Пархом Панькович. — Сторона у нас не лесная».

Действительно, каждый житель села, собиравшийся строить хату, сталкивался с большими трудностями. Сохи — угловые столбы — тяжело достать, но легче, чем матицы, которые являлись самой дорогой строительной деталью. Матица — это толстое, длинное, ровное дубовое бревно, на котором держался потолок. Об этом не знала Маша, да и зачем ей знать строительные тонкости, ее интересовало другое — ей нужна новая комната для школьного класса. Пархом Панькович понимал, как трудно Маше работать в таких условиях, и все строительные заботы взял на себя. «Знаешь что, Маша, — сказал он, — не забивай себе голову этой комнатой и матицей. Мы, мужики, сами что-нибудь придумаем, а ты учи детей грамоте». И к следующей осени сельчане придумали. Разрушили боковую стену хаты, увеличили ее длину, пристроив две комнаты-классы.

…Годы тянулись теперь не так медленно, как прежде, после приезда Маши из Петербурга. У нее было много хлопот. Нужно было присматривать за Никитой, как она выразилась в разговоре с ним. В ответ он расхохотался и с удивлением спросил: «Присматривать за мной! Что я, ребенок, за которым должна ухаживать мать?» На что Маша отвечала ему: «Едешь в поле пахать, а что будешь там есть? Сварю тебе борщ или затирку¹. Замотаем горшки и крынки в старую дерюжку и поставим на телегу. В полдень подогреешь на костре и с аппетитом съешь». Во время жатвы на заре она варила что-нибудь повкуснее, и обедали в поле вместе.

Никита просил ее не надрываться, беречь себя, но она не давала ему и рта раскрыть, хотя очень уставала. В школе до самого лета учила детей, да еще и дома работы невпроворот. Она и прясть научилась. Хорошей ее наставницей была Харитина Максимовна, она научила Машу, как ровненькие ниточки сучить, как следить за цевкой, чтобы нитка-пряжа ровно наматывалась. Запорожанские женщины, думавшие прежде, что Никита взял на себя обузу, привез барыню-белоручку, теперь удивлялись: «Где он такую трудолюбивую и неугомонную хозяйку нашел? Наши хлопцы себе жен из соседних сел привозят, но они не такие, как эта из далекого Петербурга». А она такой работящей и усердной запорожанской молодицей сделалась, словно здесь и родилась. О Петербурге теперь и не вспоминала. Единственно, что ее беспокоило, — это мать. Не захотела она уезжать из города, где выросла, где похоронен муж. Так она писала в письмах к дочери. А на самом деле была еще и другая причина. Олимпиада Михайловна боялась оказаться в неведомой глуши, в чужом селе, где живут неотесанные мужики, дикие и страшные. Она не могла простить Маше ее неразумного замужества.