Читать «Сквозь столетие (книга 1)» онлайн - страница 208

Антон Федорович Хижняк

Шли, витая мыслями где-то далеко. И вдруг услышали, как Григорко Гамай, приблизившись к своему наделу, исступленно закричал:

— Земля моя! Рожь моя! Прощайте! Я вернусь! — и упал на обочину дороги, целуя жесткие стебли, припадая губами к тяжелым колосьям.

Запорожане растянулись вдоль дороги длинной колонной.

Увидев, что остановился Григорко, завтрашние солдаты, словно по команде, бросились к тем участкам, где проходили в этот момент. Более двухсот мобилизованных упали ниц перед созревшими рожью и пшеницей, ячменем, овсом. Целовали колосья и срывали их себе на память, старательно завертывали в чистые тряпочки, заменявшие им платочки, и прятали в карманы.

Староста ехал впереди на бегунках. Остановил своего коня, оглянулся, сошел на дорогу и терпеливо ждал. В эту минуту сердце его тронула жалость к своим односельчанам, из которых многие не вернутся домой, чтобы поклониться родной земле.

Когда после долгих мытарств Пархом все-таки вернулся в Юзовку, становой пристав сразу вспомнил о нем. Получив донос от своих прислужников о возвращении прокатчика Гамая, он прежде всего поинтересовался, где тот остановился. Узнав, что Гамай женится на дочери рабочего завода Боссе, успокоился. «Пускай играет свадьбу, — потирал от радости руки. — Значит, повзрослел. Будет послушным. Набегался. Теперь возле жены сидеть будет. Одним бунтовщиком станет меньше».

Сыграли скромную свадьбу.

Пригласили ближайших родственников семьи Кагарлыков. Перед свадьбой отец Сони Николай Пафнутьевич сказал Пархому:

— Послушай, мой долгожданный зять! — Он особенно подчеркнул слово «долгожданный», потому что Соня долго ждала своего Пархома, целых шесть лет! — К тебе присматривается полиция, да и меня на заводе не очень-то любят. Кроме того, ни у меня, ни у тебя нет лишних денег. Давай устроим скромную свадьбу. Кто у тебя тут есть из родственников или знакомых?

— Не так много. Я думаю пригласить одного земляка. Очень хороший человек, на шахте номер пять коногоном работает, Максим Козырь, дразнят его «цыганом».

— Так это хорошо! Коногон, простой рабочий. Тихий, смирный?

— Тихий.

— Значит, полиция не придерется. А водку хлещет?

— Так же, как вы и я.

Николай Пафнутьевич еще больше обрадовался. На его широком лице, обрамленном русой бородой, засияла улыбка.

— Значит, с твоей стороны будет один. Ну а с нашей — мой брат с женой и сестра с мужем. Немного будет гостей, но зато все самые близкие, самые родные.

Хотя и Пархом был против шумной и многолюдной свадьбы, но все же спросил:

— Николай Пафнутьевич, а ваши соседи и знакомые по работе не обидятся, что их не пригласили?

— Не обидятся! — заверил старый Кагарлык. — Я кое-кого еще приглашу, только не пьяниц, что любят в рюмку заглядывать.

Максим Козырь понравился всем присутствующим на свадьбе. Действительно, он был похож на цыгана. Среднего роста, смуглый, с орлиным носом на продолговатом лице и с непокорным, цвета вороньего крыла чубом, все время спадавшим на лоб, Максим оказался отличным танцором. Но больше всего поразил гостей своим пением. Просто очаровал песней «Ой, ты дивчино, горда та пишна», которую спел под аккомпанемент гармонии, на которой хорошо играл отец невесты; он пел приятным тенором с таким вдохновением, что гости попросили его повторить.