Читать «Расследованием установлено...» онлайн - страница 254

Из ИТК в Ленинград доставили замкнувшегося в себе, во всем видящего подвох человека, который, разумеется, не хотел помогать в разбирательстве по делу Репина. Иного от него, правда, в Ленинградском управлении и не ждали. Ведь свое преступление он готовил на основе устойчивых антисоветских настроений. И за рубежом, в случае если бы удалось оказаться там, тоже собирался заниматься антисоветской деятельностью.

Кузнецов не рассчитывал, что к нему, осужденному, будут искать какой-то особый подход.

Однако все оказалось иначе. Встречаясь, и беседуя с Владимиром Геннадиевичем, Кузнецов убедился: с ним возятся не из каких-то утилитарных соображений, а потому, что искренне хотят помочь.

Он принял эту искренность и тогда же избрал для себя единственно правильный путь: поверил в возможность такого же, как у всех, будущего.

В одном из последующих писем Владимиру Геннадиевичу из ИТК он признавался:

«Видит бог, вот уже два года скоро, как у меня нет никаких причин относиться к Вам с недоверием и подозрительностью. Скорее, наоборот. И я действительно в глубине души не испытываю к Вам лично ничего, кроме чувства огромной благодарности».

Потому для него и не было вопросом, как следует поступить Алексею Аренбергу.

Органы государственной безопасности конечно же не благотворительная организация. Но благо они все же творят. И не только нашему обществу в целом, оберегая его от всяческих недружественных поползновений извне. Творят они и благо конкретному человеку, если человек серьезно оступился, но также серьезно одумался.

Написав вот эти строки, я мог бы сейчас с фактами в руках рассказать о том, каких затрат, физических и моральных (собственного времени, собственной жизни), потребовала у того же самого Владимира Геннадиевича воспитательная работа (пусть эти слова не покажутся казенными) сначала с Вячеславом Кузнецовым, затем с Алексеем Аренбергом, потом еще с другими людьми.

Но, наверно, убедительней любых свидетельств со стороны будут слова самого Алексея Аренберга. Вот выдержка из его письма, написанного вскоре после того, как в ответ на его призыв о помощи он был этапирован в Ленинград для душеспасительных в прямом смысле бесед, а месяца два спустя вновь водворен в колонию, но уже в другом состоянии чувств:

«…Еще до приезда в Ленинград у меня сложилось очень благоприятное мнение о Вас (по рассказам Славика) и о Вашей «конторе» (по собственным воспоминаниям). Но действительность, поверьте, превзошла даже лучшие ожидания. Видите ли, Владимир Геннадиевич, меня так долго и упорно не желают признавать за человека, что такой маленький, казалось бы, нюансик, как Ваше простое, естественное рукопожатие, глубоко меня тронуло. И одно уже это сильно расположило меня к Вам. Ваше (правда, не без иронии) «Алексей Павлович», свидания и пр., не менее любезное и доброжелательное отношение ко мне со стороны Александра Николаевича, Юрия Алексеевича и других сотрудников, с которыми мне приходилось встречаться, — все это, мягко говоря, как-то не очень вязалось с моим «дотюремным» представлением о «чекистах» — этаких монстрах в кожаных куртках.