Читать «Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина» онлайн - страница 86

При написании настоящих комментариев я опирался на 2-е и 4-е издания.

В письме от ноября 1824 <1825> г. из Михайловского Вяземскому в Москву Пушкин замечает: «прочитав первые две [песни „Дон Жуана“], я сказал тотчас [Николаю] Раевскому, что это Chef-d'oeuvre Байрона, и очень обрадовался, после увидя, что Walter Scott моего мнения» (замечания Скотта, сделанные им в «Edinburgh Weekly Journal», 19 мая 1824 г., были процитированы в русской периодике).

Эти первые две песни «Дон Жуана» Пишо появились в т. VI, 1820, и Пушкин читал их (и последние две песни «Паломничества») впервые между январем 1821 г. и маем 1823 г. либо в Каменке (Киевская губерния), либо в Кишиневе. Впоследствии, не позднее осени 1824, он получил две песни «Дон Жуана», которые уже знал, а также три следующие песни — в т. VI четвертого издания Пишо (1823).

В том же письме к Вяземскому от ноября 1824 <1825> г. из Михайловского в Москву пассаж, предшествующий уже процитированному, гласит: «Что за чудо „Дон Жуан“! Я знаю только пять первых песен».

Наконец, в декабре 1825 г., в Михайловском, благодаря любезной помощи своих друзей, Аннеты Вульф и Анны Керн, Пушкин раздобыл из Риги (этих ворот литературного Запада) остальные одиннадцать песен «Дон Жуана», в т. VII Пишо (1824).

Небесполезно привести здесь в хронологическом порядке несколько примеров, иллюстрирующих борьбу нашего поэта с английским языком. Они основаны, главным образом, на рукописных текстах, собранных в книге «Рукою Пушкина» Львом Модзалевским, Цявловским и Зенгер (Москва, 1935).

По каким-то причудливым соображениям, среди светских русских семейств начала 1800-х годов часто случалось так, что тогда как французскому языку обучались дети обоего пола, английский преподавался только девочкам. У сестры Пушкина Ольги одно время была гувернантка — англичанка мисс или миссис Белли, но совершенно определенно, что, когда в 1820 г. наш поэт покидал С.-Петербург, уезжая в свою плодотворную южную ссылку, он не знал английского. Как и большинство русских, Пушкин был плохой лингвист: даже его беглому французскому, усвоенному еще в детстве, во-первых, недоставало индивидуальной характерности и, во-вторых, судя по его письмам, так и пришлось в течение всей жизни оставаться под блистательной властью избитых шаблонов, заимствованных в восемнадцатом столетии. Когда он пытался самостоятельно изучать английский (в различные свободные моменты с начала 1820-х до 1836 г), ему никогда не удавалось подняться выше уровня начинающего. В письме от июня 1824 г. (Вяземскому из Одессы) мы обнаруживаем, что он все еще произносит «Childe» из «Чайльд-Гарольда» как «Чильд», лишь на один шаг удалившись от французского произношения.

В 1821 или 1822 г. Пушкин, попытавшись перевести без подстрочника первые четырнадцать стихов байроновского «Гяура» на французский язык (выбор французского вполне показателен), передает словосочетание «могила афинянина» («the Athenian's grave») как «берег Афин» («la grève d'Athènes») — ошибка школьника. На волшебном русском языке Пушкина это передано как «прах Афин».