Читать «Адепты. Эзотерическая традиция Востока» онлайн - страница 189

В источнике суфийской метафизики смешалось несколько потоков мистических убеждений. Секта испытала сильное влияние христианских пустынников, которые удалялись от суетных многонациональных общин, чтобы развивать духовные убеждения в уединенных местах. Сам Мухаммед искал контактов с такими отшельниками и получил от них благоприятное впечатление о подлинном учении Иисуса, которое стало неотъемлемой частью мусульманского мистицизма. Повлияло на суфиев и проникновение из Центральной Азии буддизма.

Безмятежность и душевное богатство буддийского образа жизни сильно привлекали этих раскольников и резко контрастировали с высокомерием и суетностью халифата.

Третьим и не менее важным источником вдохновения был александрийский неоплатонизм, знакомство с которым, наряду с другими элементами классического мышления, состоялось в то время, когда мусульманский мир углубился в греческую философию.

Наверное, можно было бы, не впадая в ошибку, предположить, что суфизм во многих отношениях представляет собой исламский неоплатонизм. Суфии унаследовали от александрийских мистиков идею религиозного единства и развития человеческого сознания — постепенного или поэтапного — от полного материализма к абсолютному идеализму. Считается, что суфии привнесли в ордена дервишей мощный духовный стимул, значительно облагородив эти секты и придав им красоты.

Альберт Макки размышляет о возможной связи между суфийским мистицизмом и европейским франкмасонством: «Нас, пожалуй, очень удивили бы совпадения, существующие между обычаями и догмами софиев [sic], и нам, естественно, было бы любопытно выяснить поводы близкого общения, не раз имевшего место во время крестовых походов между мусульманской сектой философов и христианским орденом тамплиеров». Он подкрепляет свою аргументацию, цитируя в своих «Азиатских исследованиях» труды К.У.Кинга («The Gnostics and Their Remains»), Годфри Хиггинса («Anacalypsis») и работу сэра Уильяма Джоунса.

Постепенно суфии разработали нечто вроде символического языка, при помощи которого выражали свои основные принципы. Они придали простым и привычным терминам новый, утонченный смысл, чтобы иметь возможность разделять духовные переживания с другими людьми подобных убеждений. Подобно трубадурам, они слагали песни и поэмы, явно любовные и даже сладострастные, и создавали у непосвященных впечатление, будто увлечены удовлетворением страстей и потребностей плоти. К.У. Кинг утверждает, что «арабские влияния ярко прослеживаются в поэзии трубадуров, полулюбовной, полумистической, как и ее образец, и столь же резко отличающейся по духу от материализма классических элегических стихов, как остроконечная «сарацинская» архитектура со всеми ее формами, подсказанными опорным шестом и пологом, отличается от тяжеловесного романского стиля, стремительно вытесненного ею».