Читать «Любовь в ритме танго» онлайн - страница 11

Альмудена Грандес

* * *

Ни Интерпол, куда обратились мои дедушка с бабушкой, ни мои молитвы не дали результата. Фотографии тети Магды были разосланы по всей стране, а я поняла, что никогда не смогу превратиться в мальчика. Матушка Глория, наивно полагая, что я переживаю из-за исчезновения тети, стала опекать меня. Моя жизнь складывалась хорошо. Я продолжала ходить с цветами в руках и все так же засушивала их между листами бумаги.

Наша семья решила строго придерживаться единой линии поведения. Все вели себя так, будто ничего не случилось. Судя по поведению бабушки можно было решить, что у нее всегда было не девять, а восемь детей, а мама говорила, что предпочла бы родиться одна, без сестры. Я сама не слышала, как она это говорила, но мне это с возмущением рассказала Рейна. Мы с сестрой мечтали о том, что в один прекрасный день выйдем замуж за двух братьев, потом, правда, это желание исчезло, зато осталась мечта сыграть свадьбу одновременно. Нам казалось, что лучше умереть, чем жить далеко друг от друга. Не знаю, насколько искренна была Рейна, говоря мне это, но я говорила от чистого сердца.

Мы с Рейной близнецы, но никогда этим не пользовались. Мама и тетя Магда тоже близнецы, и хотя они не были похожи как две капли воды, однако сохраняли между собой пугающее сходство. Мы с Рейной были очень близко привязаны друг к другу девять месяцев, но имели разные плаценты. Никто не знал, кто из нас старше. Я родилась на двадцать минут позже, в любом другом случае это стало бы доказательством первородства Рейны. Но в нашем случае это было сомнительно, потому что с самого рождения я вела себя как старшая. Врачи говорили, что мое поведение свидетельствует об амбициозном и эгоистичном характере. Когда я была еще в утробе матери, то постаралась забрать себе большую часть того, что производил для нас обеих материнский организм, а моей сестре доставалось питательных веществ ровно столько, сколько требуется, чтобы не умереть. В итоге я получилась крупнее и сильнее сестры, я была более крепким младенцем, чем та девочка, которую назвали Рейной. Сразу после рождения Рейну поместили в инкубатор, врачи боролись за ее жизнь в больнице, в то время как я вполне комфортно чувствовала себя дома, лежа в колыбели. Прошло еще много времени, пока моей сестре стало лучше и ее выписали домой. Родители засняли на фотопленку первые три месяца нашей жизни. На всех снимках мы с Рейной вдвоем: я упитанная и пышущая здоровьем, с сияющей кожей и бантиками в волосах, и она, лысая, с тонкой кожей, тщедушная, похожая на мученика. Своим видом мы олицетворяли болезненную несправедливость этого мира. Мама всегда больше внимания уделяла Рейне. Ночью каждые три часа она вставала и подходила к колыбели сестры, и именно ей она дала свое имя. Возможно, Рейна действительно больше заслуживала называться так же, как мать.

Традиция называть именем Рейна как минимум одну женщину в каждом поколении моей семьи по материнской линии пошла так давно, что никто не мог вспомнить точно, когда именно. Точно также никто не помнил, откуда пришла к нам вереница Магдален, последней из которых будет суждено умереть вместе со мной. Мне казалось, что обычай называть этими двумя именами родственниц — бабушек и внучек, теть и племянниц — помогал сохранять связь между поколениями, между веками. Эта традиция была гарантией того, что связь сохранится.