Читать «Бетанкур» онлайн - страница 51

Дмитрий Иванович Кузнецов

Лейтенант Канарской провинциальной милиции виртуозно владел многими видами холодного оружия, особенно хорошо он дрался клинком. Этому его обучил сам дон Педро Арнаис-и-Сорьенто — один из лучших фехтовальщиков острова Тенерифе. Но неожиданно вмешался погонщик мулов, нанятый Бетанкуром в Кадисе. Выяснилось, что пьяный контрабандист не имел никакого отношения к молодой особе, а был мужем троюродной сестры погонщика мулов. Громко щёлкнув кнутом по каменному полу, он угрожающе направил широкий ремень, сделанный из толстой сыромятной кожи, в сторону обидчика. Потасовка не состоялась.

Бетанкур, не спеша отобедав с дамой и выпив с ней изрядное количество вина, забрался на мула и отправился дальше в Севилью, где остановился в доме дальнего родственника по материнской линии.

— Почему в Андалусии так много контрабандистов? — спросил он хозяина дома за завтраком.

— Из-за неправильной политики королевского двора, — ответил тот. — В Андалусии, как и во всей Испании, нет фабрик, все они сосредоточены в Каталонии. Там производят мануфактуру для всех остальных испанских провинций. Доставка их на мулах и ослах во все уголки страны обходится очень дорого. Иностранные товары такого же качества значительно дешевле, но за них правительство берёт большую пошлину. За счёт этого Барселона богатеет, а мы должны платить за её процветание втридорога. Но политическая важность Барселоны такова, что сегодня трудно уменьшить привозной тариф. Отсюда и ненависть к каталонцам. Каждый андалусец смотрит на контрабанду как на самое праведное дело.

В Севилье Бетанкур впервые увидел корриду — бой быков. Имена не только тореадоров, но и всех пикадоров и даже бандерильеро он запомнил надолго, a corrida de toros полюбил на всю жизнь. Никакая театральная постановка не может передать той страсти, какую испанцы испытывают перед началом корриды. Глава города — коррехидор машет платком, и тут же раздаётся звук трубы. Ворота распахиваются — и бык из тёмного стойла попадает на ярко освещенную арену. Ничего не понимая, он трясёт головой, осматривается. Толпа ревет. Бык, взметнув песок под ногами, бросается на одного из пикадоров, сидящего на лошади с завязанными глазами. Chulos, размахивая красным и розовым капами, дразнят быка, провоцируя его на новые атаки. Пикадор становится всегда так, чтобы бык был справа: когда бык бросается на лошадь и нагибает голову для удара, пикадор должен остановить его упором копья в затылок и быстро отъехать в левую сторону. В Севилье одного пикадора вместе с лошадью на глазах ревущей толпы бык поднял на рога и бросил навзничь. Только выскочившие на песчаную арену несколько chulos, размахивая красными капами, отвлекли быка и спасли жизнь пикадору — бык, в дикой ярости, наверняка бы его растоптал.

Восторженные севильцы закричали: «Bravo, bravo, toro». Бык с налитыми кровью глазами в гордом одиночестве забегал по пустой арене, пока не появился, в атласной куртке с золотым и серебряным шитьём, бандерильеро, державший в руках дротики с загнутыми остриями, обёрнутые в цветную разрезанную бумагу. Метко воткнув их в уже окровавленную шею быка и едва увернувшись от удара острых рогов, он мелкими шажками отбежал в сторону. Бык яростно замычал от боли, но тут на арену стали выбегать все новые и новые бандерильеро и, становясь в угрожающие позы, с поднятыми вверх руками, перед самыми рогами быка, принялись втыкать в его загривок все новые и новые бандерильи. Затем, с большим достоинством, на арену вышел последний бандерильеро и глубоко вонзил в шею животного дротик, обвитый фейерверком, с фитилем из тлеющего трута. Через несколько секунд фейерверк разгорелся и затрещал так, что бык яростно замотал головой и стал бешено бросаться из стороны в сторону. Дикий страх охватил животное, но со стороны зрителей он не нашел никакого сострадания: только улюлюканье и хохот. «Fuego, fuego», — кричали окружающие Августина люди. В этот момент Бетанкур понял, что коррида — это не просто красочное зрелищное представление, а модель трагического существования самого человека, постоянно живущего на волосок от собственной гибели, — в нём всегда таится неизжитая тяга к насилию, жажда смертоубийственной схватки.