Читать «Ключи счастья. Алексей Толстой и литературный Петербург» онлайн - страница 15

Свободная строфика также заимствована у Белого:

Мы одиноки В белом просторе; Далеки Дни и долинное горе. Строги Молчанья; Мы — боги Пьем непорочность лобзанья.

«Андрею Белому». (Толстой 1907: 17–18)

Иногда слышится Блок:

Не видно лиц; согнуты спины. И воздух темный дряхл и стар От дыма едкого сигар. Так без конца текут лавины.

(Там же: 10–11)

Можно попытаться прочесть книжку как «песнь торжествующей любви» юного автора начала века, реконструируя общие черты, усвоенные молодым поколением эпигонов символизма у первооткрывателей. Но наивные стихи эти освещены и присутствием любимой; можно прочесть ее и как «автопортрет с Софьей на коленях», восстановив психологический колорит его любви, — то есть как своего рода «лирический дневник».

Сквозной характеристикой Софьи («жемчужины») в ней служит белый цвет. Стихотворение «Под солнцем», все построенное на ритмических ходах и строфике «Золота в лазури», пронизано мотивом белизны: в соответствии с теорией «священных цветов» белый означает непорочность. И действительно, перед нами своего рода гимн «непорочному браку» — правда, кажется, все же в другом, чем у символистов, смысле:

…Мы — боги Пьем непорочность лобзанья. — Отдайся На белой постели снегов, Отдайся В сияньи алмазных венцов. Влюбленные, Стройно нагие, Золотом бледных лучей залитые Будем мы вечно лежать Усыпленные, Будем сиять Недоступным кумиром, Белым и дальним, Над миром Печальным. Будем над миром сиять. — И брак Совершился. Долинный нерадостный мрак Зноем алмазных лучей озарился.

(Там же: 20)

Сюжет здесь движется от сверхчеловеческого «непорочного лобзанья» к космическому браку, освященному «алмазными венцами» снежных гор (не ездили ли они кататься с гор в Финляндию?). Во второй половине текста влюбленные, нагие (несмотря на снега вокруг?) и прекрасные, в золоте лучей увидены снизу как сакральный «кумир», вознесенный «над миром печальным». Наивная цельность и «победность» этого счастливого сюжета представляет детскую вариацию на тему Белого, совершенно лишенную присущему Белому «надрыва». «Непорочное лобзанье» оказывается, в розановском духе, безгрешностью молодого счастливого брака.

Не только любовь к экзотической Софье оказывается шоком, но шок ждет провинциала и на «новых» и «безумных» путях, с экзотическими культурными ориентирами: «пурпурными, жгучими волнами» и «новыми звуками»: здесь колыхаются, качаются, сплетаются перепевы, стоны, звоны, туманы, хаосы, лучи, волны — словом, все напоминает Бальмонта:

Я хотел воплотить наболевшие отзвуки стонов, Разорвать все туманные ткани, И воздвигнуть из мрамора хаосы зданий, Колыхнуться в лучах перепевами звонов. Но меня закачали пурпурные, жгучие волны, И обвили нагие прекрасные руки, И сплелись непонятные, новые звуки, Безумия полны.

(Там же: 27)