Читать «Говорящий тайник» онлайн - страница 3
Валерий Борисович Гусев
Вот и верь таким писателям. Но вот с очередных «верить – не верить» и началась эта опасная история. Давно известно, что необычные события начинаются с самых обычных дел…
Напомню: в один прекрасный зимний день мы сидели на кухне и мешали нашей маме готовить обед.
Когда мама готовит, она слушает нас вполуха, смотрит вполглаза и говорит невпопад. Она вся в кастрюлях и в сковородках, она вся на плите и в духовке, а тут еще и Алешка со своими неожиданными и нелепыми вопросами. Которые у него тоже возникают от задумчивости.
– Это кто? – задумчиво спрашивает он.
Хороший вопрос, да?
– Где? – уточняет мама, пробуя на вкус горячую воду из кастрюли.
– В школе.
– Откуда я знаю? – Мама смахивает с разделочной доски в кипящую воду нарезанную капусту, помешивает, принюхивается, опять пробует, задумчиво хмурится.
Неплохо поговорили, да?
– А это что будет? – опять спрашивает Алешка.
– Наверное, это будет борщ. – Мама переворачивает на трещащей сковороде котлеты. – Не толпись под ногами.
Тут она права. Когда Алешка рядом, то кажется, что Алешек целая стая. И все они одновременно щебечут и тусуются. И толпятся под ногами.
– Тетя Зина, – ябедничает с удовольствием Алешка, – говорила другой соседке, что у тебя борщи и котлеты получаются лучше, чем твои дети.
Тетя Зина все время завидует нашей маме. Она хочет стать такой же красивой и так же хорошо готовить.
– Откуда ей знать? – задумчиво удивляется мама. – Детей у нее нет, борщ она никогда не варит… А если…
Но Алешка не дает маме развить ее мысли. Он уже, как воробей, перескочил на другую ветку.
– Мам, а кто такой Непруха?
– Непруха? – мама осторожно сняла губами с ложки кусочек разваренной капусты, попробовала, покивала сама себе, окунула ложку обратно в кастрюлю. – Непруха? Плохо помню. По-моему, это какой-то древний поэт. Не то украинский, не то белорусский. Или художник. Кажется, польский. А тебе зачем?
– У нас, мам, в школе новый учитель возник. Его в Димкином классе Непрухой прозвали.
– Это другое дело, – терпеливо ответила мама, снова переворачивая зарумянившиеся котлеты. – Тогда это не белорусский композитор. И не польский поэт. Непруха – это невезучий человек. У которого бутерброд всегда падает на пол маслом вниз.
– А у него, мам, бутерброд всегда падает маслом на брюки.
– На чужие? – мама выключает газ и вытирает руки.
– А я знаю?
– Большая разница.
– Конечно. На чужие лучше.
– Смотря на чьи. У тебя все?
– А в нашем классе новенькая.
– Симпатичная? Или тоже Непруха?
– Еще не знаю. Зато говорит смешно. «Дорлога. Урлок. Дурлак».
– Дурлак это кто?
Алешка кивает:
– Лефка.
– Я так и знала. Обижал? Передразнивал?
– Еще чего! Я за нее заступился. Это Диакеза ее дразнил. Ворлоной назвал. А я ему зато в компот чихнул.
Диакеза тоже в нашем доме живет и с Алешкой в одном классе учится. Когда он был маленьким и вредным, то очень гордился какой-то своей загадочной болезнью. «У меня – диакеза», – хвалился. Все ему сочувствовали, и никто не догадывался, что это просто диатез, прыщики по телу. Так он вредной Диакезой и остался. И отец у него такой же вредный. Он бизнесмен. Жулик, говорят про него наши пенсионерки. И прозвали его Скарлатиной. Потому что он никогда не здоровается, всегда свой джип на газон ставит и старается проехать по луже так, чтобы обязательно кого-нибудь обрызгать грязной водой. В общем, Скарлатина. Вот только я не знаю, как ихнюю маму прозвали. Корью, что ли? Мы ее ни разу не видели – она все время «фитнес принимает».