Читать «Секс, ложь и фото (сборник)» онлайн - страница 129
Светлана Алешина
— Нет, что вы, — внутренне немного расслабилась я, — просто…
— Подумали, что я способна убить человека только из-за того, что он передумал на мне жениться или проявляет в вопросе женитьбы недопустимую медлительность, а в вопросе развода — отвратительную мягкотелость?
Кажется, она начала кипятиться.
— Вы знали, что Аркадий Сергеевич подал в суд, намереваясь оспорить юридическую корректность проведенной вашим отцом эмиссии? — переключилась я на другое.
— Да, знала. Про суд знала, — с нервной торопливостью проговорила Елена, — но о чем конкретно идет речь… Вся эта эмиссия, деньги, долги — в этом я туго разбираюсь.
Ну надо же, усомнилась я в честности моей собеседницы, и Людмила Николаевна, и Елена Новгородцева деньги любят, как, впрочем, и все даруемые ими блага, а вот как они добываются их мужьями и отцами, в каких тем приходится участвовать грязных сварах и ожесточенных битвах — ведать не ведают!
Не понимаю я подобного инфантилизма, этакой детской невинности и наивности. Хотя вполне понятно, почему Аркадий Сергеевич остановил свой выбор на Новгородцевой. Пробуждением отцовских инстинктов назвала бы я его увлечение Леной.
Конечно, гордая и благородная Елена сколько угодно может утешать оскорбленное самолюбие, приписывая амурные подвиги Аркадия Сергеевича его страстному стремлению обратить на себя ее драгоценное внимание, заставив ревновать. Новая редакция «Собаки на сене».
— Вашему отцу, простите уж меня за откровенность, была бы весьма выгодна смерть своего оппонента. Ведь Белкин непременно выиграл бы процесс, и ваш отец знал об этом, — подчеркнула я. — Ваш батюшка, называя вещи своими именами, буквально «кинул» своего давнего приятеля и почти что мужа своей дочери.
Елена засмеялась. Нервно, неестественно, так что было непонятно, чего больше в этом смехе — презрения или злобной досады. А может, грызущие ее душу обида, неудовлетворенность, горечь от того, что все произошло именно так и ничего нельзя поправить, заставили Елену спрятаться за это показное веселье?
Жалко было на нее смотреть, и хотя я не склонна видеть в ее переживаниях шекспировских чувств — тем более что о любви не могло быть и речи, — муки неудовлетворенного самолюбия и честолюбия пробудили во мне сочувствие.
— Почему бы вам не обратиться к моему отцу?
В этот момент зазвонил телефон. Елена извинилась, взяла с аппарата трубку и направилась с ней в сторону столовой.
— Да, привет… Нет, я не пойду… Нет, уверена. Мне нечего там делать. Нет, нет… Не надо! Я сейчас ухожу. Извини. Не могу, не могу, я же тебе сказала. Забудь. Ладно. Но только на минуту. Попозже. Через полчаса примерно. Хорошо.
Она вернулась, положила трубку и села в кресло.
— А где вы были, когда убили Аркадия Сергеевича? — пристально посмотрела я на Елену, которая пребывала после телефонного разговора в самой настоящей прострации.
— Дома. Я как раз вернулась со спектакля… — подняла она на меня рассеянный взгляд.
— Откуда вам известно, когда произошло убийство, я ведь не назвала точного времени, — во мне проклюнулось подозрение.