Читать «Бурундук» онлайн - страница 2

Оскар Адольфович Хавкин

Потому он такой худой, папа, потому у него, у папы, ноги длинные, худые и костлявые. Ест плохо. Так твердит седенькая бабушка, папина мама, когда приезжает: «Уморишь себя, а у тебя двое на руках…»

Лучше бы приезжала почаще, пироги бы стряпала, а то живёт в далёком городе, и там у неё ещё целый воз внучек… Некогда ей!

Лера не проворонит, её не уморишь. Молотит вовсю. Ложку зачерпывает с верхом и всё на котелок поглядывает серым, с золотинками глазом, будто боится, что посудина уменьшится в размерах! Лера крупная, налитая, тяжёлая — как только ухитряется папа её подбрасывать да подхватывать! — а уж если Лера с Улей начнут возню, того и гляди, придавит. Потому что Уля лёгкая, тонкая, как иголочка, зато и вёрткая: бери — не ухватишь!

Уля ест весело, шумно, поблёскивая тёмными, как ягода моховка, глазами, стуча ложкой по миске, строя сама себе, облакам и мохнатым соснам перекоси-рожицы, придумывая про себя песенки, в которых и костёр, и дедушка, и лес, и хребет, и река, и дальние дожди, и птицы, и звери…

Уле надо во многом разобраться. Чудно получается, например, как дедушку послушаешь.

За дымчато-розовыми на заре и чернильно-синими к ночи горами далеко-далеко идут не переставая дожди. Небо там обложили, как огромные мешки, чёрные, раздутые тучи, и тугие палочки дождя барабанят по земле — шлёп-шмяк-шорх! — и всё вокруг кипит, словно похлёбка в большущем котле, пенится-пузырится под хлёсткими дробинками дождинок…

Это за горами дожди, за хребтом. Хребет протянулся наискосок огромной мохнатой гусеницей. Он то далеко — в сизой дымке, то близко — над головой, за вершинами ближних лиственниц, ясный и светлый, весь одетый в зелёное… А за ним, где-то в верховьях, дожди — там, где река выбегает из больших озёр, где верховья не толще Леркиных тугих косичек, — знаем, бывали там, живали там в палатке на бережку, тогда ещё мама была с ними… Сейчас там дожди и, может быть, секут они то самое место, где их палатка стояла… Когда это было? Давно, тыщу лет назад…

А здесь, в низовьях, на отлогом скате горы, где стоит сайба деда Савоси, — здесь сухо и тепло. Здесь — налившееся зноем небо в белых, пушистых, почти сквозных облаках, и под жаркими лучами солнца, будто в огне, морщинистая кора сосен, вспыхивает зелёным порохом молодая хвоя лиственниц, переливаются средь каменных россыпей толстые изумрудные листья лопуха-бадана. Даже потемнелые брёвна низенькой, осевшей от времени избёнки под плоской дерновой крышей словно бы светлее, веселее в золоте солнца… А внизу, за густыми ерниками, где рядом с тонкоствольной ивой дикая яблоня, а берёза-кустарничек в обнимку с диким абрикосом, внизу — подумать только! — река чернеет, набухает и готова, словно зверюга, заглотнуть берега и дедушкину деревню!