Читать «Рябиновый дождь» онлайн - страница 80

— Ты пьян как свинья. — Она отвернулась от него, но, передумав, затолкала мужа в ванную. — Умойся холодной водой!

Когда Саулюс вернулся, его бросило в дрожь: Стасис сидел, наклонившись к магнитофону, и спокойненько разговаривал с ним, словно с живым человеком. Парню стало стыдно, неловко перед этим увечным, поэтому он стал извиняться:

— Ты, браток, зря это… Я только пошутил.

— Почему? Если тебе так лучше, мне тоже нечего сердиться. Найдешь время — включишь и послушаешь.

Столь откровенная и ничем не прикрытая покорность гостя выбила из колеи. Презирая себя, Саулюс остановил ленту, отмотал назад и вновь запустил:

«…Итак, откачали меня доктора и привезли домой, но дома у меня, оказывается, уже давно не было. Лежал пластом почти полгода, а с болезнью и разум мой куда-то не туда повернулся. После долгого умирания жизнь такой ласковой, такой красивой показалась. Пока здоровый был, я этого даже не подозревал. Вцепился я в жизнь, будто клещ в мягкое место, и ни о чем больше не думал — лишь бы выкарабкаться как-нибудь, лишь бы еще часок как-нибудь протянуть… Хоть червем, хоть кротом, хоть последней козявкой… Тише воды ниже травы стал, потому что был уверен: если месть и дурные дела не позволяют человеку спокойно жить, то и добрые твои дела не могут пройти бесследно: за все воздастся сторицей. Мне для лечения деньги большие потребовались, а тут — Моцкус этот… Бывало, как приедет он, как выйдут они оба к озеру — звон от их смеха по всей пуще стоит. Бируте ходит и земли не чувствует, а я из-за нее страдаю. Она целыми днями песни поет, а я лежу наедине со своей болью. Потом они в открытую, меня даже не замечая, начали. Думал, с ума сойду, но оказывается, страдания куда легче переносить, чем радость, а злоба никаких границ не знает. Немного подлечившись, и я ружье купил. Решил: нажал раз — и всему конец, но во второй раз рука на себя не поднялась, а на него тем более. И еще я тебе скажу: когда худое замыслишь, сразу начинает казаться, что ты стеклянный, что люди тебя насквозь видят и мысли твои читают…»

Саулюс решительно выключил магнитофон, понял, что лучше бы совсем его не трогать.

— Ну, послушали, и хватит! — Ему стало неприятно, что, захмелев, он все больше и больше подпадает под волю малознакомого и очень неприятного человека. Его неприязнь к Стасису объяснялась не только внешними, физическими недостатками этого человека или духовной ущербностью: из-за него он чувствовал себя сообщником Моцкуса, заставившим этого надломленного горем человечка с такой постыдной откровенностью разговаривать с бездушной машиной. — И ты кончай, развалюха, — пытался заглушить все усиливающийся голос совести, но только оскорбил Стасиса и тем самым приблизился к нему. Наконец опустил крылышки и мирно попросил: — Будь человеком, уезжай побыстрее домой.

— Да уже полночь. — Гость без возражений стал искать кепку. Его упрекающий взгляд на миг проник в зрачки хозяина, и Саулюс почувствовал отвращение к себе.

— Ладно, на посошок, и пошли дрыхнуть, — Саулюс наполнил рюмки и, не обращая внимания на противный вкус напитка, залпом выпил одну и сразу же другую.