Читать «Рябиновый дождь» онлайн - страница 211

Во дворе лесхоза Моцкус вылез и не спеша отыскал кабинет директора, вошел туда и с облегчением вздохнул: Пранас был один.

— Послушай, голубь мира, — даже не поздоровавшись, спросил удивленного хозяина, — ты правда думаешь, что этот выстрел — дело моих рук?

— Я ничего не думаю, товарищ Моцкус, но как все это объяснить — в голове не умещается: вы целый день готовились, угрожали, обещали убить его, а вечером, когда взяли ружье…

— В голове не умещается? — Моцкус уже иронизировал. — Не хочешь?.. Боишься?.. Только откровенно.

— Милый, уважаемый, любимый товарищ Моцкус, — директор даже вспотел и встал, — но что я могу сделать?

— Только то, что велит совесть, наша дружба… Нет, дружба — слишком громко сказано. Мы никогда не дружили. Ты только лебезил передо мной и благодаря моим знакомствам улаживал свои делишки, а я притворялся, что ничего не замечаю… Ведь так?

— Почему вы так, товарищ Моцкус?

— Значит, боишься! Так и запишем. Бойся, если ничего другого не можешь, хотя это противно, не по-мужски, но все-таки лучше, чем лгать. Интересно, что ты станешь делать потом, когда выяснится, зачем он полез в этот ольшаник?..

— Если выяснится, тогда зачем на других нажимать, зачем компрометировать себя? Не лучше ли довериться справедливости советских судебных органов?

— Ты тоже орган, ты тоже советский, а как тебе доверять? Вот и побледнел. А там, думаешь, не сопляк сидит?.. Мне время выиграть надо, понимаешь? Мне нужно несколько человек, я там каждую пядь через лупу исследую. Ты, наверно, не забыл, что я и эту работу неплохо делал?

— Товарищ Моцкус, я не против вас, я против любого нажима. И не сердитесь: мне кажется, все ваши беды идут от того, что вы никогда не различали, где работа и где ваша личная жизнь.

— А ты уже разделил?.. Дома ты — человек, а на работе — свинья?

— Я только хотел помочь вам.

— Уже учишь?

— Я никого не учу, но поймите и меня: на это у меня нет никаких полномочий. Наверняка и закон запрещает посторонним вмешиваться в такие дела. Позвольте если не с юристами, то хотя бы с женой посоветоваться.

— Что ж, советуйся, — сунув руки в карманы, сказал Моцкус, — только, будь добр, не разноси эти глупости по всему лесу.

— Хорошо, я вам позвоню, — найдя выход, директор засиял и торопливо протянул руку.

— Не торопись, — Викторас еще глубже засунул руки в карманы. — Но про патроны, что они были плохо помечены, что вместо птичьей дроби я мог взять кабанью, ты все равно напишешь, и без разрешения жены, слово в слово, как объяснил мне у озера: с одним крестиком — на птицу, с двумя — на зайца, а все остальные — восьми с половиной или пули… И еще добавишь, что эти крестики на покрытых маслом гильзах не были видны.

— Хорошо, я напишу, — облегченно вздохнул директор, обрадовавшись, что от него требуется такая малость, — но в моих утках птичья дробь. Я ее выковырял и отдал следователю.

— А ружье?

— Он не просил, кроме того, я, вернувшись, почистил его.

— Не стал ждать, почистил?.. Я не думал, что ты такой трус и свинья. А если я докажу, что эти дробины могли вылететь и из твоего ружья?.. Что патроны — твоего производства, что ты тоже бегал за Бируте и одалживал у Жолинаса деньги на машину? Как тогда?