Читать «Рябиновый дождь» онлайн - страница 189
Витаутас Петкявичюс
«Только на природе эта проклятая хорошо проходит, — и через некоторое время затянул:
Шеф еще и еще раз прокрутил это место. Йонасу стало неловко:
— Свинья этот Саулюс.
— Напрасно ты его ругаешь. Премию можно давать за такие простые и выразительные слова. Ведь это логика жизни, вся суть любви и уважения — быть вместе. Легко, брат, любить в письмах.
— А в прошлый раз вы говорили, что это глупая и грубая песня.
— Возможно, Йонялис, возможно… Не отрекаюсь! Искусство — дитя настроения и чувства. Сегодня мне эта песня чертовски подходит. А кроме того, в жизни все необычайно условно. Вот для тебя я — ученый, директор, шеф, а для матери — только заблудшее дитя, не понимающее ее. Она и теперь жалеет меня и даже поучает: дескать, сын, приходит время, когда любознательность превращается в грех. А я ей: мама, ты права. Дьявол всегда стоял на стороне ищущих, а бог поддерживал тех, кто это запрещает. Поэтому нам и пришлось от него отказаться. Тогда она сердится, говорит: я тебе есть не дам… А на самом деле — все новые истины рождаются как ересь, а умирают как старые и отжившие свой век суеверия.
Моцкус рассмеялся, вспомнив, как в тот злополучный день аварии, торопясь в Вильнюс, он вдруг вздумал соблюсти некоторые необходимые формальности и по пути заехал в автоинспекцию. Здесь его никто не знал, никто с ним не раскланивался, он никого не мог похлопать по плечу, пообещать какие-нибудь позарез нужные запчасти для машины. Дежурный оглядел его с головы до ног и равнодушно спросил, не прекращая что-то писать:
— Вам чего?
— Я попал в аварию, точнее — ее виновник.
— Ваши права?
— Я не взял их с собой.
Дежурному стало интересно. Он посмотрел на гостя, как на первобытного человека, подмигнул обступившим его активистам:
— Когда это произошло?
— Утром.
— И только теперь сообщаете?
— Раньше не было времени… Кроме того, требовалось оказать помощь пострадавшему, а теперь я на одолженной машине тороплюсь к своему хорошему приятелю — нейрохирургу.
Лейтенант разглядывал Моцкуса, словно перед ним был редкий, но все еще встречающийся музейный экспонат. И наконец взорвался:
— Вот побегаете за мной годика два, не только время найдется, но и совесть прорежется.
— Не разговаривайте со мной как с преступником, — запротестовал Моцкус.
— А кто же вы такой? Утром сделали аварию, а сейчас который час? Наверно, машину оплакивали?
— Машина — груда металлолома, уважаемый…
— Я для вас не уважаемый, а дежурный!
— Я вас не знаю.
— Посмотри на погоны!
— Так вот, уважаемый лейтенант, — Моцкус все равно не повысил голоса. — Машина — груда железа. Не надо этим меня оскорблять. Возьмите у меня кровь, отправьте к врачу, исследуйте…
— Теперь в этом уже нет смысла. Садитесь и пишите объяснительную.
— Но я очень тороплюсь.
— Никуда вы не уйдете, пока не сделаете то, чего я прошу.
Моцкус долго потел, сочиняя по выданному образцу этот важный документ, потом отдал бумагу дежурному. Тот, пробежав глазами объяснительную, окончательно рассердился: