Читать «Под созвездием Ориона» онлайн - страница 20

Но хотя и длинна была наша улица Герцена, счастье все равно рано или поздно кончалось. Чаще всего рано…

Вот уже едем обратно. Вот уже промелькнул крошечный домик с круглым «венецианским» окном (он и сейчас, по-моему, стоит там), вот и Витин дом проехали. Вот и наша серая калитка с чугунным кольцом и щеколдой… Как быстротечно в жизни все хорошее…

— Слезай, не канючь. А то больше никогда…

Да, я помню этот велосипед с пахнувшим кожей седлом и сверкающими ободами.

Я вообще помню многие предметы, которыми были знамениты приятели Сергея и Людмилы.

Например, у Моти (Матвея) был похожий на маленькую гармошку фотоаппарат. Этим аппаратом сделаны некоторые мои детские снимки. Футляр у аппарата был черный, оклеенный чем-то вроде, искусственной кожи, и с блестящим замком. Мне иногда его давали поиграть. И я воображал, что у меня в руках тоже аппарат. Ставил футляр на сложенную для моего роста треногу от Мотиной фотокамеры, накидывал на голову мамин платок.

— Внимание, снимаю!..

А у Милиной подруги Вали Елькиной был патефон. А еще у какого-то Сережиного приятеля — бинокль. Мне однажды дали в него посмотреть, но я ничего не увидел от возбуждения…

Только у нас ничего не было. Родители всегда еле сводили концы с концами. К тому же перед войной нашу квартиру обокрали. Из вещей, которые можно было считать относительно ценными, остался лишь папин письменный прибор из серого мрамора…

Зато у Сережи был пистолет-поджиг, который стрелял зарядами из спичечных головок.

Поджиг был сделан любовно. Ручка обточена, и на щечках ее вырезана тонкая решетка, чтобы оружие не скользило в ладони. А ствол из медной трубки был прикручен к рукоятке проволокой очень аккуратно — виток к витку.

Иногда Сережа и Володя Шаклин (если никого из взрослых не было дома) уходили на кухню стрелять из поджига. Я смотрел на это издалека, сквозь раскрытые двери проходной комнаты, потому что боялся выстрелов. Зажимал уши.

Но даже сквозь прижатые к ушам ладони удар выстрела ощутимо толкался в барабанные перепонки. И был синий дым. И подпрыгивал на старинной тумбочке пузатый самовар Шаклиных. А Сергей и Володя, сталкиваясь головами, разглядывали очередную дырку от пули в могучей двери, которая вела из кухни в сени.

Со временем этих пробоин от самодельных пуль накопилось много. Будто следы от древоточца. Дверь никогда не красили, и эти дырки сохранились, видимо, до последних дней существования дома. Так же, как следы моего детского рисунка мелом.

В сорок третьем году, обрадованный очередной победной сводкой Совинформбюро, я изобразил мелом на кухонной двери громадную медаль «За отвагу». С надписью. Писать печатными буквами я тогда уже умел. Никто этот рисунок не тронул. Ни тогда, ни долгие годы спустя.

Даже через двадцать с лишним лет, когда я заходил в гости к Шаклиным и снимал крохотной любительской кинокамерой тетю Лену, слабые контуры мелового рисунка еще были различимы на обшарпанной древней краске могучих досок. И пробоины тоже…