Читать «Одиссея последнего романтика» онлайн - страница 6

И поэтому, рисуя картину будущего, где «могучая односторонность исключительно народного» начала дополнится «сочетанием других, тревожных, пожалуй, бродячих, но столь же существенных элементов народного духа», Григорьев тем самым ставил перед русской литературой задачу восстановить «царственное значение» — повторить пушкинский подвиг.

Л. Л. ОСПОВАТ

Поэмы

И был вам странен смысл его речей;

Но вполовину понятые речи

Вас увлекали странностью своей

И, всё одни, при каждой новой встрече

Бывали вам понятней и ясней…

Аполлон Григорьев

Аполлон Григорьев искал поэзии в самой русской жизни, а не в идеале; его идеал был — богатая, широкая, горячая русская жизнь, если можно, развитая до крайних своих пределов и в добродетелях, и даже в страстной порочности.

Константин Леонтьев

Олимпий Радин

Рассказ

1

Тому прошло уж много лет, Что вам хочу я рассказать, И я уверен — многих нет, Кого бы мог я испугать Рассказом; если же из них И есть хоть кто-нибудь в живых, То, верно, ими всё давно Забвению обречено. И что до них? Передо мной Иные образы встают… И верю я: не упрекнут, Что их неведомой судьбой, Известной мне лишь одному, Что их непризнанной борьбой Вниманье ваше я займу…

2

Тому назад лет шесть иль пять, Не меньше только, — но в Москве Еще я жил… Вам нужно знать, Что в старом городе я две Отдельных жизни различать Привык давно: лежит печать Преданий дряхлых на одной, Еще не скошенных досель… О ней ни слова… Да и мне ль Вам говорить о жизни той? И восхищаться бородой, Да вечный звон колоколов Церквей различных сороков Превозносить?.. Иные есть, Кому охотно эту честь Я уступить всегда готов; Их голос важен и силен В известном случае, как звон Торжественный колоколов… Но жизнь иную знаю я В Москве старинной… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

3

Из всех людей, которых я В московском обществе знавал, Меня всех больше занимал Олимпий Радин… Не был он Умом начитанным умен, И даже дерзко отвергал Он много истин, может быть; Но я привык тот резкий тон Невольно как-то в нем любить; Был смел и зол его язык, И беспощадно он привык Все вещи звать по именам, Что очень часто страшно нам… В душе ль своей, в душе ль чужой Неумолимо подводить Любил он под итог простой Все мысли, речи и дела И в этом пищу находить Насмешке вечной, едко-злой, Над разницей добра и зла… В иных была б насмешка та Однообразна и пуста, Как жизнь без цели… Но на нем Страданья гордого печать Лежала резко — и молчать Привык он о страданьи том… В былые годы был ли он Сомненьем мучим иль влюблен — Не знал никто; да и желать Вам в голову бы не пришло, Узнав его, о том узнать, Что для него давно прошло… Так в жизнь он веру сохранил, Так был он полон свежих сил, Что было б глупо и смешно В нем тайну пошлую искать, И то, что им самим давно Отринуто, разузнавать… Быть может, он, как и другой, До истин жизненных нагих, Больной, мучительной борьбой, Борьбою долгою достиг… Но ей он не был утомлен,— О нет! из битвы вышел он И здрав, и горд, и невредим… И не осталося за ним Ни страха тайного пред тем, Что разум отвергал совсем, Ни даже нá волос любви К прошедшим снам… В его крови Еще пылал огонь страстей; Еще просили страсти те Не жизни старческой — в мечте О жизни прошлых, юных дней,— А новой пищи, новых мук И счастья нового… Смешон Ему казался вечный стон О ранней старости вокруг, Когда он сам способен был От слов известных трепетать, Когда в душе его и звук, И шорох многое будил… Он был женат… Его жена Была легка, была стройна, Умела ежедневный вздор Умно и мило говорить, Подчас, пожалуй, важный спор Вопросом легким оживить, Владела тактом принимать Гостей и вечно наполнять Гостиную и, может быть, Умела даже и любить, Что, впрочем, роскошь. Пол-Москвы Была от ней без головы, И говорили все о ней, Что недоступней и верней Ее — жены не отыскать, Хотя, признаться вам сказать, Как и для многих, для меня, К несчастью, нежная жена — Печальный образ… — Но она Была богата… Радин в ней Нашел блаженство наших дней, Нашел свободу — то есть мог Какой угодно вам порок Иль недостаток не скрывать И смело тем себя казать, Чем был он точно…