Читать «Реликтовая роща» онлайн - страница 14
Георгий Яковлев
изваять ненависть, страдание и отвращение, а затем, по нисходящей эмоционального накала, — тревогу, недоумение и, наконец безмятежное спокойствие.
Стебли, между которыми застряла голова океанолога, чуть подрагивали, но это подрагивание было столь незначительно, что легко объяснялось энергичной мимикой Павлухина. Их едва заметное потемнение тоже, при желании, можно было объяснить внешней причиной: набежавшим на солнце облаком. Два внутренних листа, по одному от каждого куста, наоборот, вели себя очень активно.
На глазах у Ладухи они развернулись, образовав над торсом лежащего подобие двускатной крыши; их красная плоть стала на вид тугой и мясистой, и по ней пробежала упругая волна. Было похоже, будто листья совершили мускульное усилие; их внутренняя структура проявилась четче, стала хорошо заметна сеть тонких темных прожилок, образующих ажурный скелет.
Через две минуты с небольшим на обращенной к земле поверхности листьев появились шишковидные наросты, которые быстро увеличивались в размерах, выпучиваясь из мякоти, и еще через минуту доросли до размеров горошин, блестевших на солнце, как хромированные. На мгновение все замерло, а затем кусты дрогнули, листья плавно изогнулись и осыпались дождем «горошин». Большая их часть упала на землю и тотчас же рассыпалась серой пылью. Около двух десятков (потом подсчитали точно; оказалось — двадцать три) попали на Павлухина и прямо через одежду прикрепились к его телу: было похоже, будто одежда пришпилена к коже булавками с серебристыми головками.
С этого мгновения и без того неподвижное тело океанолога словно одеревенело, лицо опало и заострилось — на нем отражалось одно только мертвое безразличие. Павлухин даже, кажется, не дышал и, по всем признакам, уже не жил. Около минуты вся эта картина словно бы колебалась в неустойчивом равновесии, а затем «горошины» совсем так же, как и предыдущие, стали пылью и были унесены невесть откуда взявшимся ветром. Только одна, таившаяся в глазной впадине, выползла оттуда и, совершенно как серебристый жучок, двинулась вверх по лбу. Там, под прядью волос, она остановилась, замерла и вдруг с невообразимой скоростью начала расти; вскоре серебристая оболочка треснула и опала, оказавшись прозрачной, как целлофан, а горошина выросла до размеров желудя и покрылась коричневым загаром. И все застыло.
Ладуха еще некоторое время продолжал съемку, и впоследствии, при демонстрации фильма, на экране еще долго светилось теперь уже умиротворенное лицо Павлухина.
Отложив кинокамеру, геолог осторожно приблизился к телу. Он смотрел в ставшее чужим лицо со сложным чувством суеверного страха, любопытства и отвращения. Пересиливая себя, притронулся к щеке Павлухина кончиками пальцев и с большим трудом удержался, чтобы тотчас же не отдернуть руку. Щека была теплая и живая, совсем нормальная, если не считать ее чрезмерной бледности. Ладуха осторожно похлопал по щеке. Лицо было как ватное. Он потрепал активнее, потом залепил несколько пощечин средней силы. Океанолог не реагировал. Тогда Ладуха вернулся к рюкзаку и отыскал на дне флягу с водой. Воды было достаточно: около трех литров. Он вернулся и едва не вскрикнул.