Читать «Иерусалимские дневники (сборник)» онлайн - страница 151

* * *

Много в жизни этой не по мне,

много в этой жизни я люблю.

Боже, прибери меня во сне —

как я наслаждаюсь, когда сплю!

* * *

Пришла ко мне повадка пожилая,

которую никак уже не спрячу:

актёрскую игру переживая,

в театре я то пукаю, то плачу.

* * *

Святое чувство недовольства,

святая жажда исправлять

имеют пакостное свойство

покой житейский отравлять.

* * *

Из мыслей и слов я крошу винегрет

и чушь сочиняю живую.

Я делаю много здоровью во вред,

а значит – ещё существую.

* * *

Источники блаженства и страдания,

дыханием тепла преображённые,

везде гуляют нежные создания,

весьма разнообразно обнажённые.

* * *

Что-то будит в сонной памяти луна,

шелестят ленивых мыслей лоскутки.

Жажду жизни утолил я не сполна,

только стали очень мелкими глотки.

* * *

Неправы те, кто тьму пророчит

и говорит о чёрной силе, —

дух Божий, веющий, где хочет,

ещё объявится в России.

* * *

Ничего не воротишь обратно,

время наше уже пролетело,

остаётся кряхтеть деликатно

и донашивать утлое тело.

* * *

Кто про всё имеет мнение,

хорошо тому,

и чужих умов томление —

по хую ему.

* * *

Я доживаю в тихой пристани

остатки выдавшихся лет,

и беззаветной страсти к истине

во мне уже нисколько нет.

* * *

Мы видим пожары и чувствуем дым,

нам чудится цокот подков…

Дух мёртвый сражается с духом живым

в течение многих веков.

* * *

Во лживой нашей атмосфере

всё – вопреки живой природе,

и дамы думают о хере,

а вслух болтают о погоде.

* * *

Привычна мне текучка дней,

поток рутинный и всегдашний,

и каждый день с утра видней,

как пусто прожит день вчерашний.

* * *

А сгинуть надо, всех любя,

на тонком рубеже,

когда всем любящим тебя

ты стал тяжёл уже.

* * *

Легла блаженная прохлада,

слегка душа зашевелилась;

как мало мне от жизни надо —

всего лишь только, чтобы длилась.

* * *

За рюмкой, кружкой, сигаретой

смотрел вокруг я со вниманием

и много понял в жизни этой —

но что мне делать с пониманием?

* * *

И снова на больничной простыне,

разрезан и зашит, я повалялся;

Бог явно снисходителен ко мне —

наверное, за то, что не боялся.

* * *

С печалью на приятеля гляжу:

у каждого из нас кулёк аптечный,

и я уже всё чаще торможу —

азарт, автомобиль, порыв сердечный.

* * *

Следить, на что уходят наши дни,

возможно и весьма необходимо,

но годы наши краткие – они

уносятся совсем неуследимо.

* * *

Со стороны смотря, снаружи,

поймут лишь редкие умы,

что в те года, где было хуже,

светлей и лучше жили мы.

* * *

С утра, едва глаза протру,

глушу тоску дурного свойства —

мне поутру не по нутру

роскошный сад мироустройства.

* * *

Смотря во тьму небесных сфер

и находясь в угрюмом трансе,

курил несчастный Агасфер

и думал: есть ли смерть на Марсе?

* * *

Люблю восторга ощущение,

хотя осведомлен заранее:

чем воспалённей восхищение,

тем горше разочарование.

* * *

К российским победительным варягам

во мне вдруг чувства добрые явились:

меняться ведь нельзя уже беднягам,

настолько они все обосрамились.

* * *

Решив одну семейную задачу,

я ловко стал утаивать вину:

окурки я в пустую пачку прячу,

и пепельница радует жену.

* * *

Не то чтоб я на старости добрее,

но как-то снисходительнее стал:

с годами образуется в еврее

бессильного сочувствия кристалл.

* * *

Скука всюду живёт на планете,