Читать «Санькино лето» онлайн - страница 44

— Живи теперь, летай сколько хочешь! — сказал Санька птенцу и самому сделалось легко и радостно.

Прибавил шагу к дому. Навстречу выскочил Андрюшка, повис на шее. Клубком подкатилась под ноги Муха. Выросла как за это время! Хвост начал вытягиваться в прутик, мордашка заострилась, и голос появился: визгливо тявкает.

— Му-уха! Ах ты малышка! Что, соскучала? Теперь мы с тобой все дни будем вместе, — пообещал Санька.

Дедушка поджидал у крыльца, когда подойдет Санька, глаза у старика заслезились, провел сухой ладонью по виску и щеке, облегченно выдохнул:

— Ну, слава богу, вернулся! А то я уж не верил, что поправляешься.

Санька задрал штанину, показал красную, будто ошпаренную, ногу. Дедушка сочувственно причмокнул:

— Больно уж ты совок! Живьем мог сгореть, голова бедовая, и праху бы не осталось.

Сели на скамейку. Андрюшка возбужденно поерзал возле Санькиного плеча и убежал разыскивать мать.

— Я в тот раз решил: деревня сгорит, дак и мне, старому пню, туда дорога. За всю жизнь не припомню такого пекла. Дождя и в помине нет, что стряслось в природе?

— Тебе Илья Фомич привет передавал, — вспомнил Санька.

— Фершал?

— Ага. Он говорит, у тебя сердце крепкое, до ста лет проживешь.

— Ни пса не понимает! — пренебрежительно отмахнулся дед, о людях он всегда судил без обиняков. — А поди ты, кои годы работает в больнице, забился, как колос в волос, не выкуришь.

— Он хвалился, что главнее врача. Говорит, Виктор Сергеевич долго тут не удержится.

— Ясно, всякий кулик на своем болоте велик. Знаю я его, черта толстомясого, расхаживает по селу, что воевода. Ведь скольких врачей пересидел, шельма. Те — народ приезжий, а он — тутошний, попробуй его одолеть? Хоть бы на пенсию гнали… Тоскуют ноги-то?

— Нет. Я молока попью да сбегаю к Валерке.

— Никуда он не денется, успеете повидаться, лучше отдохнул бы, — с обидой на Санькину торопливость ответил дед. — Ужо сделаю тебе калгановую мазь, хорошо заживляет.

Всего на минутку заглянул в избу, одним духом опрокинул полкринки молока и сразу — на улицу: разве усидишь дома, если столько дней не видел свою деревню? Валерку нашел на песчано-каменном холме, который навозили к загумнам дорожники стоит, будто капитан на мостике, небось скучно одному-то, хоть и не в больнице. Завидев Саньку, опрометью съехал на землю; поздоровались, размашисто хлопнув ладонь о ладонь.

— Сегодня из больницы?

— Только сейчас.

— Видал, какая горка! Зимой хоть на лыжах катайся. Это они про запас возят, на распутицу. Автобус здесь разворачивается, будку хотят мужики поставить, как положено на остановке.

Подъезжали самосвалы, взгорбливали спины, с шумом сбрасывая тяжелые ноши, до нового карьера недалеко, быстро оборачиваются. Будто бы по волшебству шоссейка оказалась около самой деревни, потому что не видел Санька, как ее строили. Автобус уже успел накатать широкий поворотный круг, сюда тянутся теперь пассажиры даже из-за реки, и словно для утверждения нового значения деревни на обочине врыт столбик с голубым железным щитом, на котором крупными белыми буквами написано: «ЗАБОЛОТЬЕ». Неподалеку — другой указатель с цифрой 43, это означает, что от станции — сорок три километра, а не сорок, как принято было считать. Повезло заболотским, завидуют им соседи.