Читать «Дети Арктиды. Северные истоки Руси» онлайн - страница 60

Александр Виллевич Тулупов

Даже великая русская литература XIX века была дворянской литературой, литературой для внутреннего потребления, для себя и про себя. Русскому крестьянину, даже если бы он был грамотен, попросту далеки как инопланетяне, дворянские гнезда, анны каренины, чичиковы, раскольниковы. Точно так же, как Карениной и Чичикову русские былины, сказания, сказки, песни, плачи, все то, действительно истинно родное, чем жил русский крестьянин, единственный, говорящий и мыслящий на родном языке. «Бесконечно далеки они от народа», значит, и от традиции, от родовой памяти, от всяких корней, как всякая «пятая колонна», и в этом был приговор дворянству, бывшей дворне, попросту дворовой служивой «прослойке» между земледельцем и князем, уже оторванной от земли и с тех пор с плебейской одержимостью рвущейся еще дальше от нее, но так никогда и не ставшей белой костью. Оторванная от всех корней, отказавшаяся от питающего источника Рода, прослойка-сословие неизбежно вырождалось. Если вначале, на первой волне, еще что-то осталось, были Суворов, Кутузов, Орлов, Ушаков, Строганов, Шувалов, то в конце от них остались лишь чичиков, манилов, плюшкин, ноздрев, коробочка и наконец чеховские дачники. Судьба мелкопоместного дворянства второй половины XIX века это медицинский диагноз наследственной болезни, это физиологическое вырождение искусственно выведенной касты «господ», изначально лишенной высшего русского типа. Самое простое, как и очевидное, доказательство тому находится в Русском музее, в галерее портретов русской аристократии. Это попросту шокирующее зрелище: все эти «благородия» невзрачны, тщедушны, чернявы и кучерявы, ничего, что хоть чем-то и как-то, хоть каким-нибудь местом или геном напоминало об Иване-Царевиче и Василисе Прекрасной. Больше всего меня поражает посмертная маска Петра, этого демиурга всех этих големов, маленькая, просто ничтожная головка и это при таких конечностях! В любой крестьянской земледельческой семье рождение такого уродца посчитали бы проклятием Рода, божественным наказанием за грехи родителей. Известно, что одним из движущих мотивов стрелецкого мятежа было то, что в народной среде и даже в высших сословиях считали Петра недостойным престола, подменным «немчином», аж чуть ли не сыном Лефорта. И то посудить, был ли похож на русскую сестру, царевну Софью, и русского отца, царя Алексея, этот дегенерат с непропорциональными конечностями и маленькой головкой? И откуда могла взяться у русского по крови такая любовь к «немчинам»? В первый свой «новый год» своей новой эры января нового 700 года он устроил переодевание дворянства: «Повелел монарх носить мужескому полу верхнее саксонское и французское, а камзолы и нижнее платье немецкое, и женскому – немецкое». Новой своей второй касте понасаждал немецких генералов, что при том же его отце могло быть помыслено только как измена. И опять же эта болезненная страсть к «немым» девкам, своим немкам.