Читать «Дети Арктиды. Северные истоки Руси» онлайн - страница 119

* * *

Общий индоевропейский миф о грядущей гибели-обновлении мира и богов в огне. Эсхатологическая идея Севера: мир после гибели Арктиды стал грязным и порочным и его ждет гибель и очищение в мировом пожаре. В новом мире после последней битвы со злом будет царствовать царь-Солнце. Индийский Калкин, тибетский Гэсэр, скифский Колаксай, красный всадник, аватара солнечного Вишну, в русских сказках Солнце – красный всадник, зороастрийский спаситель, сын Заратуштры, Хварачитра – «солнцерожденный», скандинавский Бальдр. Индоевропейский бог солнца не только грядущий обновитель мира, но и настоящий царь блаженной страны, земного рая – Швета-двипа, Шамбала, Беловодье, греко-скифская Гиперборея, иранская Кангса. Именно оттуда – с Севера – выведет на последнюю битву свою рать спаситель мира, Солнце-царь. В северной традиции власть имеет солярно-огненную природу. У иранцев огненное воплощение власти именовалось «фарн», сияние-нимб. Недостойный может завладеть престолом, но не фарном. Европейская корона, символ власти, тоже когда-то имела солярно-огненную природу, но после мятежа кшатриев нимб-фарн исчез, и пришлось заменить его примитивным обручем, но обязательно из золота, вечного и желтого металла – как примитивизация солнечного блеска-фарна.

Авеста точно объясняет, как закончился Золотой век и почему солнечный фарн деградировал до золотой короны. Конец связан с грехопадением царя Йимы, когда он объявил себя богом, отказался от вегетарианства, научил людей убивать скот и приносить кровавые жертвы, и тогда лишился фарна, связи с солнцем, и был свергнут и убит царем-драконом Ажи (Аги). Мифологически здесь сказано о падении и измене второй касты, мятеже кшатриев, как причине конца Золотого века и династии «Солнечных» царей.

Глава XI Дед и Баба

Земледелец северной расы по истокам своим и по природе своей общинный тип, родовой. Чисто физически он может жить, выживать, только сообща в общине, только всем родом. Прежде всего, северное земледелие по определению рискованное занятие, неурожайные годы неизбежны, и выжить в таком испытании может помочь только община. Хуторской, частнособственнический уклад противоестественен Северу, и, во-вторых, земледелец не может позволить себе держать наемное воинство, поэтому выжить в борьбе против кочевничества он может только всем миром, всем родом. В этом еще одна грань пропасти между русским и индоевропейцем, на Руси всегда была и будет сильна общинная, «коммунистическая» идеология, это неотъемлемая внутренняя структурная составляющая русского типа, и это лишь подтверждает его преемственность от северной земледельческой расы. Эта идеология внутренне связана с древней Верой, в русском сознании, в русской семантике как нигде еще занимает главенствующее место понятие Рода. Значимо, что в языке незыблемой осталась тождественность рода как человеческого племени, с Родом как верховным богом, родоначальником, начальником рода. У русского родовое сознание, он появляется на свет – он род ится, его ро д ят, иначе, выводят в Род, деторождение по-русски – «продолжение Рода». Банальное сокращение «роддом» имеет то же древнейший сакральное значение «дом Рода», русские – на род , земля его род ина, близкие ему люди это род ные, это родственники, чужие ему это у- род ы, судьба его то, «что на роду написано». Феномен коммунизма, то есть попытки вернуться к родовой, точнее народной, общине, мог воплотиться именно здесь, именно у русского генетически заложены вместе понятия «мое» и «народное», у индоевропейца все это вызывает естественным образом отторжение, у него вообще не осталось такого понятия «род», «народ», с тех пор как он покинул «родину» в поисках лучшей скотоводческой жизни, остались только «люди» («leute», «people»), арифметическая сумма, количество, не переходящее в качество. Кочевнику не нужна община, в отличие от хлеба, продукта человеческого труда, скот как продукт эволюции вполне самодостаточен, питается самостоятельно, рождается тоже, а убить его и уж тем более съесть лучше, конечно, «индивидуально». Для скотовода род сузился до семьи, мой дом и моя семья – вот моя крепость и моя родина, индоевропеец всегда будет демократом и либералом, это его внутреннее структурное качество, стереотип поведения кочевника-скотовода. Он так же, как во времена кочевничества, будет «легок на подъем», ибо родина для него там, где стоит его личный дом, там, где хорошо лично ему, его семье. Во всех индоевропейских языках родовое понятие «родина» съежилось до семейного выражения «земля отца (или матери)» – fatherland, motherland и т. д. Стоит посмотреть на карту мира и убедиться, что уже не осталось ни одной щели, куда бы ни забились индоевропейцы. Потеря «родины» это потеря якоря и Традиции, и все это вытекает из потери связи первого и третьего поколений. При кочевом образе жизни старшее поколении становится все более обременительным и неизбежно теряет свое родовое и даже родственное значение. У индоевропейцев уже потеряны «бабушки» и «дедушки», от них остались только «большие мама и папа», grossmutter и grandfather, составные, а значит, второстепенные и позднейшие термины. А ведь именно через бабушек и дедушек к внукам и внучкам проходит связующая нить поколений и самой Традиции, сами понятия «баба» и «дед», сохранившиеся у славян-земледельцев, имеют изначальное сакральное значение в Традиции. Первые слова русской сказки «жили-были дед да баба» имеют буквально первейшее значение, можно сказать, что именно с них начинается славянский род. Дед (Дидо, Дзяд) одно из самых архаичных божеств славянского пантеона, прямо связанного с миром предков, возможно, изначально это глава предков, пребывающих в Нави. О его «начальности» говорит и то, что он известен и как Дед-Всевед (или Дедо-Господь) – солнце, божество весенних гроз. Соль славянской архаики (как и у наиархаичнейших египтян) в том, что все боги – ипостаси солнца.