Читать «Чтиво» онлайн - страница 105

Все скопом, отвечал Пфефферкорн.

Дневная стихотворная производительность была невысока. Прочее время Пфефферкорн изнывал от тоски. Кроме Жулка он видел только его жену, которая пресекала все попытки завязать разговор. Почти все время Пфефферкорн был один. Люминесцентная трубка горела круглосуточно. Отсутствие окон сбивало со счета времени, погружая в полудрему. Взбадриваясь, Пфефферкорн отжимался, качал пресс, делал «разножку» и приседания. Гремя цепью, исполнял бег на месте. Из трещин в потолке мысленно составлял карту мира. Шариковыми ручками местного производства, истекавшими пастой, играл на прутьях решетки, как на ксилофоне. В венерическом календаре отмечал прожитые дни. Неумолимо приближался триппер. Прижавшись ухом к стене, Пфефферкорн пытался уловить отголосок внешнего мира. Температура в камере наводила на мысль, что узилище расположено глубоко под землей. Интересно, какова вся тюрьма? Воображение рисовало бесконечный ряд камер, в которых плененные литераторы корпят над завершением поэмы. Я повидал таких, как вы. В живых никто не остался. Писательский скит хуже не придумаешь.

Шел седьмой день плена. Оторвавшись от работы, за решеткой Пфефферкорн увидел премьер-министра, который, заложив руки за спину, покачивался с пятки на носок. Жулк хотел что-то сказать, но передумал и молча бросил в камеру бумажный шарик, подскочивший к ногам узника.

Пфефферкорн развернул смятый листок с неразборчивыми каракулями, сплошь в исправлениях и вставках, и хмуро взглянул на визитера.

Жулк поклонился:

— Сэр, вы — первый читатель.

Оказалось, он представил собственное видение финала поэмы. Не дождавшись противоядия, царь умирает, и убитый горем царевич Василий, отрекшись от престола, передает царские земли народу. Он ведет жизнь простого человека — возделывает поля и пасет коз, обретая спасение в ручном труде, — и в конце концов находит упокоение под чахлым деревом на лугах Западной Злабии. Тяжеловесное, поспешное и неумелое творение. Худшая разновидность агитпропа. Надуманный сюжет, смутные образы, ходульные персонажи.

— Чудесно, — преподавательским тоном сказал Пфефферкорн.

Жулк нахмурился:

— Неправда.

— Честно. Даже не понимаю, зачем я-то вам понадобился.

— Это гадко, мерзко, оскорбительно для глаза и уха. Прошу вас, вот что надо сказать!

— Нет-нет, весьма… живенько.

Жулк рухнул на колени. И взвыл, вцепившись в волосы.

— Вы слишком требовательны к себе, — сказал Пфефферкорн.

Премьер-министр застонал.

— Конечно, небольшая правка не помешает, но для первой пробы…

Жулк взревел и вскочил на ноги. Как безумный, затряс решетку.

— Скажите, что это плохо! — возопил он.

Повисло молчание.

— Это… плохо, — сказал Пфефферкорн.

— Насколько плохо?

— Э-э… очень.

— Охарактеризуйте.

— Тошнотворно?

— Да.

— И… наивно.

— Да…

— Многословно. Бессмысленно.

— Да, да…

— Банально, пресно, бессвязно, шаблонно. — Пфефферкорн вошел во вкус. — Негодный замысел, скверное воплощение, просто из рук вон плохо. Малый объем — единственное достоинство сего творения.