Читать «Правило четырех» онлайн - страница 78

Все изменилось летом, во время поездки в Италию. Пол открыл для себя тексты итальянских ученых, разобраться в которых помог четырехлетний опыт изучения латыни. Знакомясь с одной известной итальянской биографией венецианского Самозванца, он узнал, что некоторые элементы «Гипнеротомахии» были позаимствованы из книги под названием «Корнукопия», изданной в 1489 году. В жизни Самозванца эта деталь не значила, как казалось, ровным счетом ничего, но имела куда большее значение для человека, верившего в авторство римского Франческо Колонны. Что бы ни утверждал сам Колонна, Пол имел теперь доказательство того, что «Гипнеротомахия» была закончена после 1489 года. А к тому времени римскому Колонне исполнилось уже по меньшей мере тридцать шесть. Пол еще не знал, зачем итальянцу понадобилось вводить читателей в заблуждение относительно времени написания книги, но в любом случае он ответил на брошенный Тафтом вызов. Так или иначе, он вступил в мир моего отца.

Пришедшая вместе с успехом уверенность окрылила его. Вооруженный четырьмя языками (пятый, английский, мог принести пользу только при работе со второстепенными источниками) и обширным знанием жизни и эпохи Колонны, Пол набросился на сам текст. С каждым днем он отдавал проекту все больше и больше времени, воспринимая «Гипнеротомахию» с позиций, к сожалению, слишком хорошо мне знакомых: человека, для которого книга — поле битвы, ристалище, место схватки двух умов, поединок, победителю которого достается все. Влияние Винсента Тафта, почти не ощущавшееся в месяцы перед поездкой, дало о себе знать. По мере того как интерес к книге перерастал в манию одержимости, в жизни Пола все более доминирующее положение стали занимать Тафт и Стайн. Думаю, они могли бы завладеть им полностью, если бы не вмешательство одного человека.

Этим человеком был Франческо Колонна, и его книга оказалась вовсе не легким орешком, на что, возможно, надеялся Пол. Как ни напрягал он свой умственный мускул, гора не поддавалась. Работа замедлилась, а тем временем осень сменилась сумрачной зимой. Пол стал раздражительным, скорым на резкие, язвительные замечания, в его манерах появилась явно позаимствованная у Тафта грубость. В «Плюще», как рассказывал Джил, обложившийся книгами, одинокий, ни с кем не разговаривающий отшельник постепенно превращался в объект для шуток. Наблюдая за тем, как тает его уверенность, я часто вспоминал отца, однажды сравнившего «Гипнеротомахию» с сиреной, сладкоголосой соблазнительницей с далекого берега, цепкой и жестокой собственницей в реальности. Ухаживать за такой означало рисковать жизнью.

Пришла весна; девушки в обтягивающих топах перебрасывались фрисби у нас под окном, ветки деревьев облепили цветы и птицы, на корте запрыгали теннисные мячи, а Пол все сидел в своей комнате, один, за закрытыми жалюзи, за запертой на замок дверью, на ручке которой болталось его послание миру — «НЕ БЕСПОКОИТЬ!». Все то, что нравилось мне — запахи и звуки, ощущение нетерпения, пришедшее после долгой, потраченной на книги зимы, — казалось ему лишним, пустым и ненужным. Я и сам превращался для него в пустое и ненужное, то, что отвлекает и раздражает. Все, что он говорил мне, походило на сухое сообщение о погоде в какой-то далекой и чужой стране. Мы почти не общались.