Читать «Каменный пояс, 1974» онлайн - страница 25
Александр Андреевич Шмаков
Даже при слабом освещении было видно, как сильно трясется у Вьюшкова рука.
— Меррзавец! Где он? Верните его! — Ткнул пальцем куда-то в темноту. — А ну-ка сбегай! Доверяешь людям. Советский человек, работник совхоза, а ведет себя как жулик. Я тебе сказал, сбегай!
Вьюшкову ответил парень явно фальшивым голосом:
— Не могу я. Ноги че-то болят.
— Как это «не могу»? А ну, давай быстро! — Последние слова он прокричал грубо и нервно.
— А пошел ты!..
«Ну, порядочки!» — удивился Иван Ефимович.
Вечером, как всегда, на ферме была планерка, и она началась с опозданием на час; люди вели себя свободно: курили, смеялись, переговаривались, будто в гости явились; Вьюшков утихомиривал рабочих, даже прикрикивал, но никто не слушал его, и Лаптеву становилось ясно, что Вьюшкова тут никто по-настоящему не уважает, хотя без конца пристают к нему с вопросами.
Лаптев не знал, как ему поступить: конечно, надо бы сказать о недостатках в работе фермы и покритиковать Вьюшкова, однако насколько сильно покритиковать; не может же он на основе беглых, хотя и точных впечатлений, — был убежден в этом! — разнос устроить, ведь и Утюмов, и Птицын хорошего мнения об управляющем.
Ему вспомнилось, как он, будучи директором МТС, беседовал с пьянчугой-трактористом, тот был так же вот, как Вьюшков, суетлив и подозрительно активен!..
Лаптев выступал последним, когда Вьюшков уже охрип от длинной речи и замолк, и люди (был поздний вечер, почти полночь) затихли, охваченные легкой дремой; управляющий слушал спокойно: начальство должно быть проницательным, видеть недостатки и критиковать, на то оно и начальство; но после слов Лаптева о том, что в Травном лучшие земли, что здесь больше, чем на других фермах людей, и вообще благоприятные условия, а дела идут так себе — серединка на половинке, Вьюшков насторожился, как бы замер, потом брюзгливо поджал губы, покачал головой, это, в свою очередь, вывело Лаптева из равновесия, и он сказал то, чего не решался пока говорить:
— Управляющий лезет в каждую щель, всех подменяет, видимо, думает, что он всезнающий и всевидящий, а кругом несмышленыши. Разве один сработаешь за всех?! Нельзя лишать рабочего инициативы, превращать его в оловянного солдатика.
Сонность с людей будто сдуло; на лице Вьюшкова — изумление, во взгляде Нарбутовских — любопытство и еще что-то, пожалуй, насмешливое…
Сказав, что планерки на ферме надо проводить раз в день, и лучше вечером, минут на двадцать, не больше, Иван Ефимович «перешел к вопросу», который его очень беспокоил, и о чем он хотел говорить не только в Травном, а на всех фермах, со всеми.
— До революции, — начал он, — земля принадлежала частным лицам. Ею владели помещики, кулаки да церковники. Теперь земля принадлежит всему народу.
Лаптев заметил: люди опять опустили головы, поскучнели, услышав знакомые слова, но Иван Ефимович не мог обойтись без них.
— Все блага, все богатства люди получают от земли. Из земли мы берем каменный уголь, нефть, газ и руду.