Читать «Мы не «рабы», а внуки божьи! Языческая Русь против Крещения» онлайн - страница 69

Лев Прозоров

Напротив, жестокими там выглядят его противники, князья Ярославичи – Изяслав, Святослав и Всеволод. Впрочем, всё по порядку.

Полоцкой летописи до нас не дошло. По некоторым сведениям, она погибла в пожаре Москвы 1812 года, том же, что поглотил рукопись «Слова о полку Игореве» и множество других бесценных источников. Об этом, конечно, можно только сожалеть, ибо, без сомнения, в ней мы могли увидеть совсем иное отражение взаимоотношений полоцкого князя и Ярославичей.

Однако кое-что можно вычитать и в «Повести временных лет» – монахи Киево-Печерского монастыря, где создавалась летопись, находились в сложных отношениях с киевскими князьями, да и искажать события люди Средневековья умели плохо, до изощрённого вранья XX века им было ещё очень и очень далеко.

Так, битва Ярослава с Брячиславом, отцом Всеслава, на реке Судоме подана летописью как победа «Мудрого» князя. Вот только после этой «победы» в руках полочан ни с того ни с сего оказываются такие стратегически важные пункты, как Витебск и Усвяты.

Поневоле вспомнишь, как в трудах греческих историков Льва Диакона и Иоанна Скилицы православные войска Второго Рима одерживают победу за победой над язычниками-«россами», а те почему-то после каждой «проигранной» битвы оказываются всё ближе и ближе к столице православной империи.

Уже знакомая нам «Сага об Эймунде» вносит некоторую ясность – не без помощи всё тех же удалых побратимов Брячислав исхитрился захватить в плен жену Ярослава, шведскую королевну и ободритку по матери, Ингигерд. С такой ценной заложницей Брячислав сумел выторговать у опасного дяди мир.

Слагавшие саги норманны не подозревали, очевидно, об очередной, хоть и невольной, заслуге Эймунда и Рагнара перед новым нанимателем. В руках Брячислава находилась не только жена Ярослава, но и свидетели его злодеяний, исполнители его приказов.

В результате властолюбивый «Злой Хромец» скрепя сердце вынужден был смириться с независимостью Полоцка, независимостью не только политической, но, возможно, и духовной. В частности, хотя первый епископ, Мина, был отправлен в Полоцк ещё при Ярославе, епископия в нём установилась почти столетием позже.

Нет сведений, чтобы Мина был изгнан местными жителями, как целый ряд муромских епископов, или убит ими, как Леонтий Ростовский. Вероятно, епископ попросту проживал на княжеском дворе Полоцка, как живой символ лояльности местных князей киевской власти и новой вере.

В Полоцке благодаря Эймунду с Рагнаром скорее всего знали подлинную историю убийства Борислава-Бориса. Всеслав назовёт Борисом одного из своих сыновей – а ведь культ святого Бориса к тому времени ещё не сложился, да и с христианством полоцкий владыка был, как мы ниже сможем увидеть, в сложных отношениях.

Скорее всего это было своего рода напоминанием киевским Ярославичам – в Полоцке знают и помнят тайну их отца. Отношение же к киевской власти вполне определялось памятью о Рогнеде и её отце, в честь которого был наречён ещё один сын Всеслава.