Читать «По законам звездной стаи» онлайн - страница 35

На подобных вечеринках Диме бывать еще не приходилось.

Егор, миновав секьюрити, сразу же отобрал у приятеля сумку с фотоаппаратом, диктофоном и прочими причиндалами, бросил на прощание «удачи!» и растворился в толпе.

Оставшись один, Дима заскучал.

Клуб подавлял помпезностью, обилием зеркал и позолоты. В многочисленных отражающих поверхностях сверкали бриллиантами, настоящими и поддельными, гламурные девицы со взбитыми в львиную гриву локонами а-ля Памела Андерсон. Из до предела декольтированных платьев выглядывали прелести – натуральные и силиконовые. Девицы были хороши! Некоторые прогуливались под руку с импозантными мужчинами, гордящимися своими выпирающими пузами, плешками на голове и многокаратными перстнями на пальцах рук. Ну и, конечно же, все кругом утопало в Картье, Версаче и Дольче Габбана, настоящих и поддельных, но одинаково ослепительно переливающихся…

Девочек, которым со спутниками не повезло, в зале тоже было предостаточно. Они обшаривали хищными лазерными взглядами густо накрашенных глаз одиноких мужчин, оценивая их с точки зрения перспективности. Дима хмыкнул, увидев, как на отошедшего от столика рулетки известного телеведущего Александра Галахова с разных сторон набросились сразу две нимфы неопределенного возраста. Под толстым слоем пудры, румян и тонального крема было тяжело разглядеть истинную сущность гарпий, вцепившихся острыми ногтями вызывающе красного цвета в рукава телезвезды.

Галахов пребывал под солидной «мухой», посему шел довольно нетвердой походкой. Девицы одновременно схватили его за руки и потащили в разные стороны. Набриолиненный ежик волос Галахова зашатался, как Пизанская башня и даже слегка опал на левый глаз, отчего телеведущий стал похож на юного Гитлера.

– Сашенька, – защебетала нимфа с длинными локонами, – вы знаете, я так мечтала с вами познакомиться! Моя мама просто без ума от вашей передачи…

– А уж как я хотела с вами встретиться, – запела ему в ухо вторая дамочка, у которой бюст был не столь обширен и локоны покороче. – Всегда хотела попасть к вам на передачу. Скажите, а как можно это сделать?

Тройка прошествовала мимо Димы.

Галахов поднял голову. Затуманенный алкоголем взгляд его темных глаз сверкал нездоровым блеском… Вокруг стоял шум, из углов откровенно несло дымком, в котором не было даже намека на никотин. То и дело в поле зрения Димы попадали люди с вытаращенными глазами и некоординируемыми движениями. За столиками мужчины откровенно лапали своих барышень.

Танцпол ревел.

Зеркальные шары отбрасывали на стены и лакированный, как туфли франта, пол мириады отблесков.

Где-то под потолком в золоченых клетках извивались гибкие тела стриптизерш, пикантные места которых прикрывало сверкающее стразами полупрозрачное белье. На эстраде метался тощий индивид, старательно выпевающий что-то непонятное. Дима вслушался в слова, стараясь уловить смысл…

Смысла не было.

Певец хилым голоском в полторы октавы под «минусовку» пел: «Ты меня любила, я тебя не любил. Ты меня разлюбила, я тебя полюбил. Дождь…» Дима пригляделся. Да это же Влад Голицын, любимчик тинэйнджерок от девяти до семнадцати! Вокруг извивались в такт музыке несколько молоденьких девочек, пара нервно дергающихся парней в модно приспущенных джинсах и толстый лысый мужик в пиджаке наизнанку. Напротив эстрады за столиком сидел продюсер Влада, Юрий Люксенштейн, хмуро глядящий на своего подопечного. На ухо Люксенштейну что-то орал, потрясая локонами, музыкальный критик и журналист Гия Кантридзе. Люксенштейн кивал, стряхивая пепел с дорогой сигары прямо в тарелку, на которой лежал недоеденный краб.

«А ведь я могу петь гораздо лучше, – с завистью подумал Дима, глядя, как кривляется на сцене Влад. – Я, по крайней мере, умею петь. Почему кому-то достается все, а кто-то так и останется охранником в ночном магазине?»

Дима отвернулся от эстрады.

Внезапно атмосфера клуба стала ему ненавистной. Он подошел к стойке бара, заказал себе рюмку коньяку и мрачно уставился в заставленную бутылками стену. Бармен с кривой ухмылкой покосился на Димину рубашку, но от комментариев воздержался. Дима почувствовал, как его щеки наливаются краской. Даже паршивый бармен этого развлекательного центра был одет лучше!

Неподалеку стоял лучезарный Теодор Алмазов, привычно таращившийся на журналистов с высоты своего двухметрового роста. Журналисты подсовывали Алмазову свои микрофоны, беспрерывно щелкали фотовспышки, отовсюду пялились красные глаза камер. Блестящий костюм Теодора затмевал даже блеск софитов. Томно обмахивая платочком потный лоб, Алмазов что-то снисходительно бубнил в услужливо подставленные микрофоны. В толпе журналистов Дима увидел Егора, протягивавшего в вытянутой к Алмазову руке диктофон.

Дима фыркнул.

Так протягивают кость собаке, которая сидит на цепи, длину которой ты не знаешь. И если сейчас Алмазов вцепится Егору в горло, это станет гвоздем программы!..

Егор что-то сказал Алмазову, тот налился кровью, как помидор, и ответил с возрастающей экспрессией. Егор, видимо, не остался в долгу. Алмазов тоже. Журналисты радостно сомкнули ряды и направили телекамеры и фотоаппараты на брызжущего слюной Теодора. Алмазов начал нервно сучить ногами сорок шестого размера и что-то кричать, указывая в сторону выхода. Но фотовспышки быстро привели его в себя. Спустя минуту он снова улыбался. Только взгляд остался недобрым, белки глаз налились кровью…

Бармен поставил рядом с Димой пузатый бокал с коньяком и постучал пальцем по неровно оторванной бумажке, где шариковой ручкой была написана запредельная за рюмку коньяка сумма. Отступать было некуда. Дима вытащил тощий кошелек из дешевой синтетики, достал деньги и сунул их бармену. Тот презрительно скривил губы и отошел к поджидавшим его клиентам.

– Пьешь? – выдохнул прямо Диме в ухо Егор, подкравшийся незаметно, как мышь, и уселся рядом, скрестив ноги в обтягивающих кожаных штанах.

– Пью, – кивнул Дима.

Говорить было тяжело. Музыка оглушала, бухая в перепонках так, что вместе с воющими колонками бухало сердце, а в голове колотились неистовствующие барабаны. Егор махнул рукой бармену.

– Лёнчик, кофе, черный, с сахаром, – прокричал он, взявшись за мочку уха бармена. Бармен кивнул головой так интенсивно, что едва не остался без уха.

«Ишь ты, – подумал Дима. – Уже и бармен с ним знаком…»

– Как тебе Алмазов? – прокричал он другу. – Взял интервью?

– Взял, – отмахнулся Егор. – А вообще, он – козел.

– Почему?

– По кочану! Дома расскажу.

На эстраде появилась девица с волосами, выкрашенными в голубой и розовый цвета. Влад Голицын, получив свою долю аплодисментов, раскланялся и удалился, чтобы через пару минут появиться рядом с Люксенштейном. Продюсер был недоволен, Влад хмур. Кантридзе молча пил водку. Егор пил кофе и просматривал в цифровом фотоаппарате снимки, хмуря брови и чертыхаясь.

– Интересно, о чем они говорят, – сказал Дима, махнув подбородком на Влада и Люксенштейна.

Егор бросил короткий взгляд в указанном направлении и снова уставился на экран своего фотоаппарата.

– Влада, похоже, скоро побреют, – пояснил он. – Девчонки сегодня в редакции болтали, что Люксенштейн им недоволен. В проект вбухана уйма денег, Юрий сделал из Влада звезду, а тот начал крутить носом. А кому это понравится?

Девица на эстраде пела не слишком громко, так что с грехом пополам можно было даже вести беседу.

– К тому же Влад женился, – хмуро произнес Егор, крутя фотоаппарат в разные стороны, чтобы лучше рассмотреть снимок. – Люксенштейну это очень не понравилось. Правда, жена Влада из «золотой молодежи», дочка медийного магната, но все равно… Юрик считает, что кумир должен быть свободным: тогда девочки на него будут вешаться гораздо охотнее. Но я думаю, подоплека здесь все же была другая.

– Какая? – удивился Дима.

– Личная… Или ты всерьез думаешь, что Влад пробился на эстраду своим талантом? Он поет под «фанеру», вокал за него вытягивают на компьютере.

– Да ладно?!

– Сам подумай: у Люксенштейна в продюсерском центре три основных проекта и еще фиг знает сколько потенциальных. Он рьяно раскручивает Влада, трио «Тротил» и певичку Соню. Соня – проект коммерческий, у нее папа банкир, а вот «Тротил» и Влад – другое дело. В «Тротиле» только один из солистов петь умеет, потому что Гнесинку закончил. Второй тоже немного может, но третий – бывший стриптизер, только рот раскрывает. «Тротилы» сильно не рыпаются, потому что музычка их не слишком форматная. Бросит продюсер, куда им деваться? Влад – другое дело, у них с Юрием чуть ли не любовь была…

– Неужели?

– Ну, врать не буду, точно не знаю. Но вроде как Влад – сын бывшего сокамерника Люксенштейна. Говорят, он был в своего сокамерника жутко влюблен, а тот возьми и склей ласты на зоне. Влад на папашу сильно похож, вот Юрик и взял его под свое крыло.

– Да ну, глупости, – отмахнулся Дима. – Прямо Санта-Барбара какая-то. В жизни так не бывает.

– В жизни всякое бывает, – назидательно сказал Егор. – За что купил, за то и продаю. Фотки папаши Влада я лично видел – действительно, сходство есть. То, что Люксенштейн сидел за спекуляцию в свое время, тоже факт установленный. Правда, Влад тщательно скрывает, что папаша был судим, но, думаю, это можно будет выяснить.

– Оно тебе надо? – невесело усмехнулся Дима.

– Нет, Димася, оно мне не надо, – ответил Егор, заталкивая фотоаппарат в сумку. – Неинтересно это. Мелковато для меня. Ни славы, ни денег. Если хотя бы что-то в духе большого развернутого интервью, а так… – Егор безнадежно махнул рукой. – Зато шефа это очень интересует: кто с кем спит, кто от кого залетел, кто кому дал по морде и тому подобное.

– Тебе на телеканал «Культура» надо идти, – посоветовал Дима, глядя, как Влад вскакивает с места как ошпаренный и что-то злобно шипит в лицо Люксенштейну. Продюсер пожал плечами, выдохнул в лицо певцу клуб дыма из окурка сигары и презрительно махнул: мол, не заслоняйте, юноша, обзор. Влад что-то еще сказал, развернулся и понесся к выходу. С лица Люксенштейна сползла притворно-равнодушная ухмылка. Он вынул мобильный, набрал чей-то номер и что-то буркнул. Кантридзе успокаивающе обнял Юрия за плечи, но тот смахнул руку Гии со своего плеча и нервно схватился за бокал с коньяком.

– Капец котенку, – удовлетворенно произнес Егор. – Зуб даю.

– Ничего, – мрачно произнес Дима. – Влад не пропадет. Его теперь кто угодно подхватит и раскручивать дальше будет.

Егор округлил глаза в притворном изумлении.

– Димася, ну ты прямо как младенец! Кому он теперь сдался?! Вся тусовка знает, что Люксенштейн вкладывал в него бабки, потому что имел еженочно. У Влада ничего нет за душой. Это же не Алмазов с его луженой глоткой и фактурой! Сними с Влада его цацки, смой раскраску и прическу – что останется? «Подхватить» этого лузера после того, как его бросил Люксенштейн, может только очень отважный человек с большими деньгами. А ссориться с Юрием не захочется ни поэтам, ни композиторам. И значит, опальному Владу не перепадет ни одного более-менее стоящего хита. Разве что сам наваяет что-то гениальное, в чем я сильно сомневаюсь.

– У него в альбоме несколько песен, написанных им самим, – заметил Дима.

– …И ни одна из них не стала хитом, – продолжил Егор. – И потом: не факт, что их написал Влад. На бумажке все что угодно можно накорябать, она все стерпит. Нашли «негра», сунули пару сотен долларов, тот песню написал, а на обложку поставили имя Голицына. Так многие делают.

– По крайней мере, он женат на богатой дуре, – пожал плечами Дима.

– А вот напрасно ты так про девушку, – возразил Егор. – Его Лола совсем даже не дура. Заметь, она выходила замуж за перспективного певца, а теперь может оказаться супругой певца безработного, без надежного тыла за спиной. Сильно сомневаюсь, что Лолин папик будет вбухивать бабло в безголосого зятя. Так что, если Юрий Влада кинул, очень скоро Голицын поедет по сельским клубам старушек развлекать. Прощай, красный «Хаммер» и квартирка на Арбате! Да здравствует хрущоба в Бирюлеве с видом на свалку.

Егор залпом допил остывший кофе, махнул официанту и застегнул сумку.

– Ты домой? – деловито осведомился он. – Потому как я уезжаю. Если едешь, то пошли к машине. Мне утром материал сдавать, рассиживаться некогда.

– Езжай, – равнодушно произнес Дима. – Я еще посижу. Может, я в последний раз в этом заведении, так хоть потусуюсь.

– А чего тут тусоваться? Та же забегаловка, что перед нашим домом, такие же алкаши и нарики, только декорации побогаче. Значит, не едешь?

Дима отрицательно покачал головой.

– Ну, как знаешь, – Егор пожал плечами и, сунув под блюдечко пару купюр, соскочил с высокого стула. – Добираться-то как будешь?

– Такси возьму.

– Деньги есть?

– Есть, – соврал Дима.

– Чао-какао, – кивнул Егор и махнул рукой. – Не напивайся, тут все очень дорого.

После ухода Егора Диме стало еще тоскливее.

Коньяк выпит, сидеть у стойки бара, не делая заказа, было неудобно, тем более, что бармен бросал многозначительные мрачные взгляды. Дима отошел в сторону, встал за колонну и продолжил наблюдение. Никто не обращал на парня внимания. Он находился в многолюдной толпе, но не стал ее частью, поскольку не считал себя достойным всего этого блеска. И, хотя Дима прекрасно понимал, что среди этих глянцево-целлулоидных лиц и фигур Барби и Кенов львиная доля пришли сюда на тех же птичьих правах, они являлись составляющей частью этой серпантинной феерии, а он – нет. На душе было паршиво.

Дима ощущал себя вором, пришедшим на чужой праздник в надежде стырить фамильное серебро. Он уже пожалел, что не уехал вместе с Егором. Теперь нужно было придумать, как добраться домой.

«Ну их всех, – с неожиданной злобой подумал Дима, – клуб закрывается в шесть утра. Просижу до закрытия, а там и метро откроют».

Девица с разноцветными волосами удалилась со сцены под жидкие аплодисменты. Вместо нее появился толстенький ведущий с лакированным ежиком на голове. Дима оглядел его чуть ли не с ненавистью. Ведущий частенько мелькал на телевидении, после того как развелся со своей супругой. Прежде они составляли полушутовской дуэт. После развода супруга резко пошла в гору, а вот ведущему везло меньше. Во всяком случае, петь он стал реже, зато на телеканалах мелькал ежесекундно, строя из себя юмориста.

– А сейчас, дорогие мои, – ласково пропел ведущий, – мы объявляем конкурс караоке! Любой желающий может блеснуть своим талантом перед нами, чтобы выиграть главный приз. А призом сегодня станет… станет призом…

Ловким движением фокусника ведущий вынул из кармана что-то маленькое и блестящее.

– Призом станет золотая членская карта ночного клуба «Пурга», позволяющая ее обладателю приходить сюда в любой день!

Последние слова ведущего потонули в звуках фанфар.

На сцену выбежали полтора десятка девочек и мальчиков, среди которых сильно выделялся пузатый мужчина в пиджаке наизнанку. Дима обернулся, натолкнулся на тяжелый мутный взгляд Люксенштейна и отважно шагнул на эстраду. Сердце колотилось отчаянно, как перепуганная птица…

Желающих спеть было больше чем достаточно.

Все по очереди исполняли по трети куплета веселой детской песенки о маленькой елочке. Диме повезло: его соседка, блондинистая девица, была настолько пьяна, что не могла даже вспомнить, не то что произнести свою часть песни. Дима выхватил у нее микрофон… Когда худенький мальчик в нелепой белой рубашке неожиданно чисто, с яркой и четкой мелизматикой пропел куплет новогодней песенки, сонный взгляд Люксенштейна внезапно прояснился. Он уставился на поющего парня и ткнул Гию Кантридзе в бок.

– Послушай, – прошипел он в ухо грузину. – Это же бомба! Гия, у него голос течет, как ручей по камушкам…

Гия опустил рюмку с водкой. Люксенштейн снова ткнул его кулаком в бок.

– Да не пялься ты на него так откровенно, – прошипел он. – Просечет – прохода не даст: ах, ах, вы продюсер, ах, ах, раскрутите меня…

На сцене осталось всего трое участников: парень в дешевой белой рубашке и две девицы. Им досталось совсем простенькое задание: спеть на троих песню о бедном художнике, продавшем свою недвижимость ради любимой актрисы, дабы устлать ее путь прекрасными розами. Парень спел лучше всех, однако последняя девица, исполняя заключительный куплет, задрала топик и обнажила роскошную грудь. Публика взвыла от восторга, единодушно признав ее победительницей. Ведущий сунул ей в руку клубную карту. Девица взвизгнула и проворно вскарабкалась на шест для стриптиза, ловким движением руки избавившись еще и от юбки.

Расстроенный Дима, которому в качестве утешительного приза досталась бутылка шампанского, спустился со сцены и побрел к выходу.

Интересно, выиграл бы он, если бы снял с себя штаны? Публика хочет шоу, вот и выбрала эту грудастую телку, наплевав на то, что она пела между нот…

Темная фигура преградила Диме дорогу.

Он сделал шаг в сторону, но фигура повторила его движение. Дима поднял глаза. Перед ним стоял секьюрити с каменным подбородком.