Читать «С Ермаком на Сибирь (сборник)» онлайн - страница 99

– Посмотрите, дядя Ваня, – сказала Фанни, показывая свою руку с кровавыми пятнами, мокрую от конского пота с налипшими на нее темными волосами, – всю руку в кровь разорвала поводом. Даром что поводок у меня лучшей работы, совсем мягкий.

– Вы сумасшедшая, – сказал Иван Павлович. Фанни засмеялась.

– А ваш Красавчик-то и близко не мог подойти к Мурзику и особенно Аксаю, – хвастливым тоном мальчишки сказала она. – И что за глупое имя Красавчик! Неужели вы лучше не нашли?

– Ну и Мурзик, по-моему, не лучше, – парировал Иван Павлович.

– Вы правы… Я согласна. Это Царанка его так назвал. У нас на зимовнике была собака Мурзик, и Царанка ее очень любил. Но я буду ездить на Аксае. Он сильнее и наряднее. Вы посмотрите, какой узор у него на крупе. Точно леопард, а не лошадь. И пятна, как от тени листьев. Отчего это так? Но очень красиво. Вы знаете, когда он наестся овса и вычистится, у него рубашка будет замечательно красива.

– Да, добрая лошадь, – сказал Иван Павлович, несколько обиженный замечанием насчет Красавчика.

– А вы все-таки бука, – кокетливо сказала Фанни. – Ну попробуемте пойти рысью. Смотрите, идет. Ах, какая рысь. Вот никогда бы не поверила, что у такой маленькой лошадки могут быть такие движения.

– Торгаутские лошади считаются в китайском Туркестане лучшими лошадьми, – сказал наставительно Иван Павлович.

– Ах, дядя Ваня, я хотела бы достать отличного туркмена. Говорят, они рослы и резвы, как чистокровная английская, а нарядны, как араб. Ах, если я разбогатею, я заведу себе завод, где будут самые лучшие в мире лошади. И сама буду скакать на них. Я слыхала, что в Ташкенте скачет одна барышня и берет призы. Правда?

– Да. Это Елена Петровна Петракова, дочь генерала.

– Завидую ей.

– Ну вам-то нечему завидовать.

– Почему?

– Да делаете все, что хотите.

– И отравляю вам жизнь, наслаждаясь своей волей.

– Нет. Но я ужасно за вас волновался.

– Милый дядя Ваня. Помните о равноправии.

– Но я мог бояться и за товарища.

Они перевели лошадей на шаг и въезжали на пост, где казаки с нетерпением ожидали возвращения лихой девушки.

Фанни, перед тем как слезать, повернулась к Ивану Павловичу и сказала: «Спасибо, дядя Ваня, на добром слове…»

И это ласковое слово, точно солнечным теплом, согрело одинокую душу Ивана Павловича.

VIII

Фанни каждое утро уезжала вдвоем с Царанкой. Она ездила на Аксае, на котором красиво сидела в полной гармонии с лошадью. Куда она ездила, она не говорила. Но пропадала надолго, до самого обеда.

На вопрос Ивана Павловича, куда она ездит, она ответила: «На Кудыкину гору», – а потом, точно стыдно ей стало грубого ответа, добавила: «Тренирую лошадь».

Ее лошади от работы, корма и заботливого ухода, которым их окружил Царанка, стали блестящими, статными и красивыми. Им завидовали казаки поста.

Но она не тренировкой лошадей была занята. Она ездила с какой-то определенной целью, она что-то делала, потому что ездила с сумами на седле, и эти сумы Царанка таинственно приносил в ее комнату. Сумы были тяжелые.

По ее подвижному живому лицу Иван Павлович всегда знал, что у нее – была удача или нет. Но она ревниво берегла свои секреты. А он не допытывался. Да и какое ему дело?! Он так был рад, что установились до некоторой степени товарищеские отношения, и ему казалось, что им обоим удалось взять верный тон во время обедов, ужинов и бесед. Мучило только одно. Что «говорят» теперь и в Джаркенте, и на Тышкане, и в Хоргосе, и в Суйдуне – словом, везде. Ничего не было. Жил в одном доме с ним сорванец-мальчишка, но говорили, должно быть, черт знает что. И Ивану Павловичу жаль становилось милую Фанни…