Читать «С Ермаком на Сибирь (сборник)» онлайн - страница 84

Ах, слыхала, сколько раз слыхала Наталья Степановна этот гулкий удар пушки, поднимающей весь городок по тревоге.

– Живо сабли на ремень,

Живо шапки на бекрень,

Не в поход нам идти собираться?

Виден в степи отряд и караван. Длинной цепью идут, колыхаются большие двугорбые верблюды, сбоку сверкает доспехами, горит наконечниками стрел, золочеными колчанами и саадаками, стволами рушниц казачья сотня. И так ясны дорогие слова:

Как сибирский буран,

Прилетел атаман,

А за ним есаулы лихие.

Тут, там хлопнули двери. Невестки бросили пекарни, кладовки, оставили вышиванье и тканье и побежали на площадь к воротам – встречать лихих есаулов.

– Мамынька!.. Что же вы!.. Наши идут!.. Ворочаются.

Совсем у ворот песня. Соловьем свистит, заливается могучий посвист:

Я бы рад на войну,

Жаль покинуть жену,

С голубыми, как небо, очами…

Прижала платочек к голубым глазам свет Наталья Степановна, оправила седые волосы под повойником и спешит, маленькими «московскими» ножками, чуть касаясь земли.

Старуха ведь!

Господи! Все ли благополучны? Все ли вернулись?.. Не висит ли чье тело поперек шеи коня? Не ведут ли чьего коня без всадника, в окровавленном седле? А на передней луке повешены сабля, рушница, да саадак с луком?..

Выбежала в ворота и остановилась.

Навстречу ей точно вся Сибирь раскрыла объятия. Сладкий степной дух весенних цветущих трав кружил голову. Свежесть утра, бесконечная ширь захватили ей дух.

И кругом необъятный, дивный простор.

До студеного Ледовитого моря-океана… До далеких Китайских земель… До Индийского царства с его обезьянским царем!

Чудная, бесконечная, несказанно прекрасная – Ермакова Сибирь!!!

Апрель-июль 1929 года,

дер. Сантени.

Франция.

Амазонка пустыни (У подножия Божьего трона)

I

Иван Павлович Токарев, начальник Кольджатского поста, только что окончил вечерние занятия с казаками, обошел конюшни и помещения, осмотрел, чисто ли подметен двор, сделал дневальному замечание за валяющуюся солому и конский помет – он требовал на своем маленьком посту идеальную чистоту, «как на военном корабле», – и прошел на веранду домика, обращенную на восток. Сибирский казак, его денщик, принес ему на стол большой чайник с кипятком, маленький чайник с чаем, громадную чашку с аляповатой надписью золотом по синему полю «Пей другую» и бутылку рома, и Иван Павлович принялся за свое любимое вечернее занятое – бесконечное чаепитие со специальными сибирскими сухарями, которые ему готовил его же денщик – Запевалов.

Он любил эти часы умирания дня в дикой и нелюдимой природе Центральной Азии. Любил звенящую тишину гор, где каждый звук слышен издалека и кажется таким отчетливым. Любил часами созерцать бесконечную долину реки Текеса, поросшую камышами и кустарниками и кажущуюся с этих высот широкой темно-зеленой лентой, уходящую к другим, менее высоким горам, позлащенным лучами вечернего солнца. Он любил эти дикие пики гор, причудливые скалы, имеющие вид то каких-то великанов, то развалин старинных замков с башнями и зубчатыми стенами, любил крутые скаты Алатауского хребта, по которым шумно неслась холодная ледяная Кольджатка, рассыпаясь в пену и пыль, любил ее монотонный шум в жаркие летние дни, когда ледник сильнее таял и тысячами капель и ручьев пополнял непокорную Кольджатку… Любил Иван Павлович и своих угрюмых и молчаливых сибирских казаков, положительных и серьезных, и их маленьких мохнатых лошадок. Но больше всего любил свое одиночество, самостоятельность и независимость ни от кого.