Читать «С Ермаком на Сибирь (сборник)» онлайн - страница 156

Петр Николаевич Краснов

– В самом деле? – уже совершенно ледяным голосом произнесла Фанни и положила руки на стол, будто собираясь встать.

Он ничего не видел и сладким, так не идущим к его мужественной фигуре, голосом продолжал:

– Вы серьезно играли?

– Да, играла, что же из этого? Сами видели, и как огрела Аничкова, и этого херувима-адъютанта, местного сердцееда.

– Нет, Фанни… А относительно меня? – молил Иван Павлович.

– Вы воспользовались минутной заминкой. Я устала.

– Фанни! Так это было… Несерьезно?

Лицо ее покрылось внезапно пурпуром стыда и гнева. Кровь побежала к вискам, залила весь лоб, маленькие уши стали малиновыми. Гроза надвинулась. Темные глаза метнули молнии.

– Да вы о чем?.. Вы с ума сошли… Оставьте, пожалуйста!

Она нервно встала и широкими шагами прошла в свою комнату. Там она бросилась на постель, уткнулась лицом в подушки и залилась слезами.

«Ах, Боже мой, Боже мой! – думала она сквозь рыдания. – Неужели все они такие? Неужели у всех у них только одно на уме? И даже лучшие из них. Потому что, – это-то ей подсказывало ее сердце, – Иван Павлович оказался лучшим, самым лучшим из них, – и он… Он… Он мог подумать, он смел подумать»… Ей было «ужасно» больно и совсем не смешно это робкое признание безвозвратно влюбленного человека.

Иван Павлович выскочил на веранду и ходил по ней, подставляя раскаленную голову морозному воздуху гор и все повторял: «Ах, я болван, болван… Нетерпеливый, грубый болван… А как хорошо было бы теперь… До Рождественского поста и обвенчаться. Совсем бы иной показалась зима, совсем бы иначе потекли дни на скучном посту… Ах, я нетерпеливый идиот. Этакое грубое животное… Теперь надолго все испортил… Пожалуй, навсегда… Обидел ее, милого ребенка…»

Фанни, вволю выплакавшись, села за туалетный столик и стала прибирать на ночь свои волосы. Когда она вглядывалась в отражение печальных, опухших и покрасневших глаз, ей было жаль себя, одинокую, не имеющую ни родных, ни друзей, заброшенную далеко, на край света, и было жаль Ивана Павловича, такого доброго, деликатного, которого она так совершенно напрасно огорчила и обидела.

«Ну чем он виноват, – думала Фанни, глядясь в зеркало, – что я, и правда… такая хорошенькая».

XXXIII

В эти недели сентября Иван Павлович часто отлучался. Раз уехал на сутки, потом пропадал трое суток, потом опять на сутки, наконец, уехал на неделю. Ездил он «по делам службы», как он говорил Фанни, всякий раз предупреждая ее об отъезде и указывая приблизительно, когда он вернется. Возвращался он всегда раньше срока, и в этом Фанни оценила его деликатность: он не хотел, чтобы она беспокоилась.

Уезжал он таинственно, всегда под вечер или ночью, выбирая темные безлунные ночи, часто в ненастную погоду, и возвращался ночью. Тихо проходил к себе, так, что Фанни и не знала о его приезде. И только утром заставала его ожидающим ее выхода за чайным столом. Она искренно радовалась его возвращению и весело его встречала.

Сначала она думала, что он ловит контрабанду. Но на это не походило. Он уезжал всегда с одним и тем же казаком Воробьевым. Очень недалеким, неразвитым парнем, который никогда ничего толком не мог сказать. Уезжал он озабоченный и возвращался такой же.