Читать «Откровенно. Автобиография» онлайн - страница 5

Я лежу на постели со стаканом воды, читаю. Устав, включаю телевизор. «Сегодня — второй раунд Открытого чемпионата США по теннису! Станет ли он последним в карьере Андре Агасси?» На экране — мое лицо. Совсем не такое, каким я вижу его в зеркале, а то, которое бывает у меня во время игры. Изучаю свое отражение в кривом телевизионном зеркале, и волнение возрастает еще на пару градусов. Будет ли эта реклама последней? Будет ли CBS еще когда-нибудь говорить о моих матчах?

Чувствую себя будто готовлюсь умереть.

В теннисе все как в жизни. Отбитые и пропущенные подачи, преимущество перед одними и отставание от других — все, что есть в игре, мы видим вокруг себя каждый день. Каждый матч — это жизнь в миниатюре. Карьера теннисиста подобна русской матрешке: очки складываются в геймы, те — в сеты, они — в турниры, каждый момент неразрывно слит с предыдущим, и каждый может стать решающим. Это похоже на течение времени: секунды складываются в минуты, минуты — в часы, и любой час может стать лучшим в нашей жизни. Или худшим. Нам самим решать.

Но если теннис — это жизнь, то как называется та неизведанная пока пустота, которая наступит после того, как я брошу играть? От этой мысли меня бросает то в жар, то в холод.

Штефани с детьми вбегают в комнату и плюхаются на кровать. Сын спрашивает, как я себя чувствую.

— Прекрасно. Как динозавры?

— Класс!

Штефани вручает детям сэндвичи и сок, после чего выпроваживает их из комнаты. «У них сегодня — выходной», — говорит она.

Ну а мне еще предстоит работать.

Теперь самое время вздремнуть. Сейчас, когда мне уже тридцать шесть, дневной сон необходим, чтобы выдержать вечерний матч, который может затянуться за полночь. К тому же, как только я окончательно осознал свое место в окружающем мире, мне хочется немедленно спрятаться от этого знания.

Просыпаюсь через час. Пора! Прятаться дальше бессмысленно. Я ступаю под душ — совсем другой, нежели утром. Днем я принимаю душ дольше, чем с утра, — чуть больше двадцати минут — и вовсе не для того, чтобы проснуться или помыться. Это что-то вроде обязательной тренировки, которая помогает мне собраться с силами.

Теннисисты постоянно разговаривают сами с собой. Ни в каком другом спорте вы не встретите подобного. Бейсболисты, игроки в гольф, футбольные вратари — все они периодически бормочут что-то себе под нос, но лишь теннисисты разговаривают сами с собой в полный голос, задавая вопросы и тут же отвечая на них. В разгар матча игрок похож на сумасшедшего, бредущего по многолюдной улице: он ругает сам себя, тут же огрызается в ответ, ни на минуту не прекращая оживленные дебаты в одиночку. Почему? Потому что теннис — игра одиночек. Только боксеры, пожалуй, могут понять, сколь одинок теннисист на корте, — но у боксеров есть хотя бы менеджер и помощник, который встречает его в углу ринга в перерыве между раундами. Да и соперник у боксера — вот он, рядом, ты можешь ударить его или огрызнуться. Теннисист же стоит напротив своего противника, обменивается с ним ударами, но не в состоянии ни дотянуться до него, ни заговорить с ним или с кем-либо другим. Правила запрещают теннисисту, пока он на корте, разговаривать даже с тренером. Много говорят об одиночестве бегуна на дорожке, но бегун по крайней мере чувствует своих соперников, находящихся от него в считанных сантиметрах. Теннисист же как будто находится на необитаемом острове. Из всех игр, придуманных человечеством, теннис более всего напоминает одиночное заключение, во время которого, рассказывают, человек тоже неизбежно начинает беседовать сам с собой. Лично я заговариваю со своим вторым «я» уже во время послеобеденного душа. Сообщаю себе кучу всяких глупостей, в которые в конце концов начинаю верить: хоть я почти калека, смогу играть в Открытом чемпионате США, в тридцать шесть сумею победить противника, только вступившего в пору профессионального расцвета. За свою карьеру я выиграл 869 матчей — это пятый результат за всю историю тенниса. И во многих из них победу я одержал еще во время послеобеденного душа.