Читать «Корона и эшафот» онлайн - страница 201

Генрих Иоффе

Как уже говорилось, эту телеграмму Соколов не знал (в своей книге, вышедшей в 1925 году, он о ней не упоминает), и потому, вероятно, столь сенсационной показалась ему телеграмма А. Белобородова, сообщавшая о том, что «семью постигла та же участь, что и ее главу» и (далее) что «официально она погибнет при попытке к бегству». «Соколовская» телеграмма шла (если шла) как бы вдогонку первой, сообщая со значительным запозданием и о расстреле семьи. Таким образом, она, по нашему мнению, не может служить несомненным аргументом в пользу версии Соколова.

Но первая телеграмма (выше полностью процитированная нами) содержала в себе две неправды.

Первая неправда — утверждение, что семья Н. Романова «эвакуирована в надежное место». Вторая — утверждение, что в руках Уралоблсовета имеются документы, свидетельствующие о наличии большого белогвардейского заговора с целью похищения Романовых.

На наш взгляд, они как раз могут свидетельствовать в пользу второй распространенной версии — версии, согласно которой решение о расстреле Романовых было принято исполкомом Уралоблсовета.

Расстреляны были все Романовы, доктор Е. Боткин и трое слуг одновременно, но уральцы, как можно думать, только вечером 17 июля решились дополнительно сообщить в Москву о расстреле жены и детей Николая. Это, между прочим, подтверждается и фразой «соколовской» телеграммы о том, что «официально семья погибнет при попытке к бегству». Мы помним, что в утренней телеграмме Уралоблсовета В. И. Ленину и Я. М. Свердлову сообщалось, что «семья отправлена в надежное место». Теперь, говоря всю правду, уральцы вынуждены были предложить и правдоподобную версию расстрела жены Николая и его детей: при отправлении в «надежное место» они могли предпринять попытку бегства и погибли.

Поначалу, как следует из имеющихся материалов, уральцы опасались отрицательной реакции Москвы. Воспоминания лиц, так или иначе причастных к решению о расстреле и к самому расстрелу, прямо говорят об этом. Например, редактор «Уральского рабочего» В. Воробьев писал, что ему и его товарищам «было очень не по себе», когда они по аппарату сообщали в Москву о расстреле, т. к. «бывший царь был расстрелян постановлением Президиума облсовета, и было неизвестно, как на это «самоуправство» будет реагировать центральная власть, Я. М. Свердлов, сам Ильич…».

Документов о «большом белогвардейском заговоре» в руках уральцев не было, так как не было сколько-нибудь значительных монархических организаций, готовивших такой заговор.

Русские монархисты, к стыду своему, впоследствии должны были признать, что они свой долг перед монархом не выполнили. Но тогда призраки заговоров, по-видимому, терзали уральских чекистов. Как следует из имеющихся неопубликованных воспоминаний некоторых из них, они переправили в Дом особого назначения несколько написанных по-французски писем, оповещавших бывшего царя о готовящемся освобождении «верными друзьями», офицерами. Письма дошли до адресата, о чем, между прочим, есть запись в дневнике Николая II. Он, по всей вероятности, нашел способ ответить своим мнимым «освободителям», и его письмо с описанием дома попало в руки охраны. Для чего потребовалась такая «операция»? Только для зондажа настроений арестованных и их готовности бежать? Совершенно очевидно: и для обоснования возможных репрессивных мер против обитателей Ипатьевского дома, а также последующего оправдания в случае принятия этих мер. Цитированная нами телеграмма Президиума Уралоблсовета, как представляется, подтверждает эти предположения.