Читать «Танго старой гвардии» онлайн - страница 258

Медленно пересекает номер, подходит к окну, отдергивает шторы — и вот уже дневной свет с неистовой силой хлынул внутрь, затопил смятую постель, синий блейзер, висящий на спинке стула, собранный чемодан у двери, разбросанные по всей комнате вещи Мечи — одежду, сумку, книги, кожаный пояс, кошелек, журналы. Поначалу ослепленный, Макс скоро привыкает к свету, и глаза различают теперь темно-синее море, незаметно сливающееся с небом, береговую линию и темный конус Везувия, растушеванный голубым и серым. Моторный катер с обманчивой медлительностью удаляется по направлению к Неаполю, оставляя на кобальтовой глади короткую белую полоску кильватерного следа. Тремя этажами ниже, на террасе отеля, за столиком рядом с мраморной женщиной, коленопреклоненно взирающей на море, Хорхе Келлер и его тренер Карапетян играют в шахматы под взглядом Ирины — поставив босые ноги на сиденье стула и обняв колени, она сидит чуть поодаль: и рядом, и как бы в стороне. Будто уже отделена невидимой чертой от их игры и от их жизни.

Меча Инсунса — в одиночестве, в отдалении, у балюстрады. В темной юбке, в вязаном бежевом кардигане, наброшенном на плечи. На столе — кофе и газеты, но она не читает и не пьет. Застыв в такой же каменной неподвижности, как изваяние у нее за спиной, она невидящим взглядом уставилась на море. А Макс, упершись лбом в холодное оконное стекло, смотрит на нее: за все это время она пошевелилась только раз — подняла руку к затылку, прикоснувшись к стриженой седине, и на миг задумчиво поникла головой, прежде чем вздернуть ее и замереть вновь, неотрывно глядя на залив.

Макс отворачивается от этой картины, снимает со спинки стула пиджак. И, надевая его, задерживается взглядом на крышке бюро. А там, на самом видном месте, положенное с таким расчетом, что не заметить нельзя, на длинной белой дамской перчатке матово поблескивает в ярчайшем свете, заливающем номер, жемчужное ожерелье.

И став, как вкопанный, перед перчаткой и колье, старик, который минуту назад смотрел на себя в зеркало, чувствует, как с пугающей отчетливостью память выстраивает образы, картины, предыдущие жизни. Жизни собственные и чужие — и губы его складываются в улыбку, похожую и на гримасу боли, хотя, может быть, боль эту причиняет как раз то самое, навек потерянное или невозможное, что вызвало и меланхолическую улыбку. И вот опять мальчуган с ободранными коленками идет, балансируя, по сгнившему настилу корабля, наполовину затянутому илом, и юный легионер карабкается по склону холма, заваленному трупами, и закрывается дверь, отделяя Макса от женщины, которая спит, окутанная лунным светом, смутным и неверным, как раскаяние. И, покуда еще не замерла усталая улыбка, чередой воспоминаний проносятся поезда, отели, казино, крахмальные пластроны, обнаженные спины, блеск драгоценных камней, играющих в огнях хрустальных люстр, а двое молодых красивых людей, охваченных страстью, безотлагательной, как сама жизнь, не сводя друг с друга глаз в пустом и безмолвном салоне трансатлантического лайнера, плывущего во тьме, танцуют еще не написанное танго. И, сплетясь в объятии, выскальзывают, сами того не замечая, за грань ирреального мира, чьи утомленные огни уже начинают гаснуть навсегда.