Читать «Книга Легиона» онлайн - страница 197

Несмотря на расширение сферы влияния, бродячий поэт остался для Легиона первой и любимой игрушкой. Привлекала его восприимчивость — он был один из немногих, кто чувствовал вторжение в свое сознание, хотя, конечно, не мог понять, что с ним происходит. Теперь Легион мог пребывать в его внутреннем мире как угодно долго, не утомляясь и не переставая ощущать свою собственную личность, и более того — он мог параллельно совершать вторжения в другие объекты. Его мозг понемногу подстраивался к непривычным вначале состояниям многоличностного бытия.

Чутье исследователя не подвело Легиона: именно поэт оказался той благодатной почвой, на которой удалось вырастить вожделенные способы вхождения в чужой разум. Вживаясь все подробнее в его эмоции, оперируя все более крупными планами, словно под бинокуляром, сортируя мельчайшие оттенки ощущений, он сначала стал ясно слышать речь объекта, затем внутреннюю речь, то есть мысли, выраженные словами, и, наконец, просто понимать мысли поэта, по крайней мере, достаточно отчетливо оформленные, ибо всякая мысль порождает ощущения — нужно только уметь их расшифровывать.

И, наконец, последний качественный переход (точнее, мнившийся ограниченному пока человеческой логикой уму Легиона последним и самым сложным) — вмешательство в чужие мысли и, соответственно, жизнь — против всех ожиданий совершился непринужденно, практически сам собой. Проникнув в мысли поэта, Легион стал в них невольно участвовать, и вскоре обнаружилось, что они могут думать и принимать решения вместе, причем, ощущая вторжение Легиона и осмысливая его как наитие свыше, поэт тем не менее воспринимал результаты их совместной деятельности как свои собственные. Началось это с самой интимной и значимой сферы сознания поэта — со стихов. В собственном, базовом интеллекте Легиона поэзии отводилось ничтожное место — всего лишь как специфическому, причудливому, и все же частному явлению ноосферы. Но входя в душевный мир поэта, Легион проникался глобальной значимостью поэзии, ее приматом по отношению ко всем другим видам человеческой деятельности, признавал ее отблеском божественного в земной жизни.

Знакомство с Легионом (если сумму постоянных вторжений неопознанной сущности можно считать знакомством) изменило творчество поэта. У того только что завершился разрывом роман с девчонкой из богатой семьи, столь же нелепый, как попытка спаривания насекомого с млекопитающим. Это существо с ликом ангела, сказочным телом и примитивным практичным разумом пыталось приобщить его к своему убогому миру теннисных кортов и светских раутов, где мужчины появлялись в пиджаках и при галстуках, каковые вообще не числились в гардеробе поэта. И, соответственно фактам жизни, основным мотивом его стихов было хрустальное одиночество в сияющем волшебной игрой света, но чертовски холодном мире. Теперь же в его строки все чаще вторгались философские мысли, безоговорочно признаваемые им за прозрения, о множественности духовных миров, о неравноценности человеческих сознаний и восхождении в высшие, надчеловеческие состояния. В его стихах возникла авторитарность, стремление кого-то поучать и куда-то звать, а в звуковом рисунке появилась не присущая ему ранее чеканность. Однажды он записал весьма удивившую Легиона строфу: