Враги сожгли родную хату,Сгубили всю его семью.Куда ж теперь идти солдату,Кому нести печаль свою?
М. Исаковский
Фашизм — воплощение абсолютного зла.
Многие
Он вернулся в свой город, где все ему так незнакомо.На шинели его — грязь и пепел военных дорог.Повезло: он живой, на пороге родимого дома,Да вот только от дома остался один лишь порог.Этот миг возвращения он представлял постоянно,Сколько раз, замерзая в окопе, мечтал горячо,Как примчится из кухни его хлопотливая Анна,И с улыбкою Гретхен потрется щекой о плечо…Только пепел и грязь. Там, где вспыхнул гигантскою печьюДревний город, хранивший творенья искусных умов,Даже тел не осталось — что жалкая плоть человечьяПеред огненным смерчем, корежившим балки домов?!Пальцы трогают письма, которые в годы походовВыцветали на солнце и мокли под русским дождем…«Ты же знаешь, что в Дрездене нету военных заводов —Не волнуйся за нас. Береги себя, папочка. Ждем!»Он карателем не был. Какой из него кровопийца?!Он — обычный солдат. Он не выдумал эту войну.Но отныне и присно клеймом палача и убийцыЗаклеймят его те, кто сожгли его дочь и жену.Он — «проклятый фашист», и о нем не напишут баллады.Он виновен лишь в том, что исполнил свой долг до конца.Что им горе его? «Так и надо тебе! Так и надо!Пепел жертв крематориев в наши стучится сердца!»Что ж — судите преступников. Всех. Отчего ж вы ослепли?Отчего же вы видите жертв лишь одной стороны?Иль вершители Нюрнберга знают различия в пепле?Иль убитые дети по смерти и то не равны?Снова красные флаги на улицах. Только без свастик.Невеликая разница — слопал тирана тиран.Но, сверкая очками, плешивый трибун-головастикБудет петь о свободе для духом воспрянувших стран.Будет Запад кремлевского монстра одаривать лестью…А солдату, что молча стоит над своею бедой,Утешаться лишь тем, что родные избегли бесчестья,Не достались в усладу насильникам с красной звездой.Абсолютное зло, воплощенное в Анне и Грете,Уничтожено с корнем — кому тут заявишь протест?Все, что он заслужил, что еще он имеет на свете —Деревянный костыль. И железный оплеванный крест.