Читать «Пару штрихов тому назад» онлайн - страница 28

Ведьм привязывали к кольям. Целое войско потребовалось, чтобы затащить их на тот холм. Когда все было готово, мы притащили хвороста, сена, сложили целую гору всего, что могло гореть, и подожгли. Ведьмы вырывались, рыдали, кричали: «Что мы вам сделали? Что мы сделали королю? За что вы нас ненавидите? Поймите, мы вас не трогали, а защищали от зла! Мы хотели лучшей доли для нас и нашего короля. Слышали? Лучшей доли. И никогда никому не желали зла и не пожелаем, мы таким не занимаемся».

Мы смеялись над ними. Да, я клянусь, мы просто стояли и смеялись, потому что это выглядело нелепо! Мы же верили королю, мы не слушали даже себя. А ведь стоило прислушаться, разобраться в том, что мы делаем, что-то изменить, пока не поздно!

На какой-то момент Художник перестал слушать старика. Его слова проносились мимо, отзывались где-то в дальних углах замка. Но Художник смотрел совсем не туда, а наверх, под самую крышу. С пыльных маленьких окон местами свисали клочья паутины. Он прищуривал глаза: ему вдруг стало казаться, что там, снаружи, всходит Солнце.

– Никак рассвет! – прошептал Художник. – Видишь, старик, как светло стало!

Старик, продолжавший все это время рассказывать свою историю, замолчал. Тишина в замке была нестерпима. Она была абсолютной: ничто ее не нарушало. Она угнетала еще сильнее, чем бьющий по ушам шум оживленных улиц или грохот речных порогов, по которым скатываются ревущие и неуправляемые потоки воды.

– Это не рассвет, – покачал головой старик.

– Нет, ты ошибаешься! – Художник говорил громко и вслушивался в звук собственного голоса, на который никогда не обращал особого внимания. – Становится все светлее и светлее, я это вижу, и ты это видишь! Скажи, ведь видишь?

Старик потер лоб рукой.

– Нет никакого рассвета, пойми. Это просто тебе кажется, глаза привыкли к темноте. Здесь не бывает рассвета.

– А Солнце? – с недоверием спросил Художник. – Я просто проспал то время, когда было светло. Сейчас ведь ночь?

– Здесь всегда ночь! – крикнул издалека Лукас. – Мы давно привыкли к этому, только сначала было тяжело. Думаешь, ждешь, а ничего не происходит.

– Солнце… – начал Художник.

– В последний раз здесь было Солнце семьсот лет назад, и если ты будешь терпелив, дослушаешь меня, то и тебе все станет ясно, как стало ясно и Лукасу, и остальным, когда они только попали сюда, – старик тяжело дышал, чувствовалось, что он старается сдержать свой гнев из-за неверия Художника и его невнимательности. – Ты совсем не слушаешь меня, ты слушаешь себя. Ты пока ничего не понимаешь, я уже почти рассказал, тебе уже должно было стать ясно, из-за чего ты попал сюда, а ты отвлекся и отвлек меня. На чем я остановился?

– На том, как ты смеялся над ведьмами, – с пренебрежением пробурчал Лукас, будто он уже слышал этот рассказ тысячу раз и знает его вплоть до мельчайших деталей. Впрочем, так оно и было.

Старик откашлялся. Художник притих, устремив взгляд в холодный каменный пол, и покорно приготовился слушать.

– Да, мы смеялись над ведьмами, над тем, что они там нам в страхе говорили. Но смеялись мы только до тех пор, пока костер как следует не разгорелся. Как только первые языки пламени стали касаться их плоти, обжигать, когда стало ясно, что это конец, они прокляли нас. Они смотрели нам в глаза. Мне стало страшно, но я не подавал вида. Сейчас, обдумав многое, я бы тотчас приказал потушить огонь, но тогда! Они вопили так, что этот вопль до сих пор преследует меня. Они кричали: «Будьте вы прокляты! Мы обязательно вернемся и отомстим вам за несправедливое обращение с нами. Мы не оставим вас и короля. Вы убиваете не нас, вы убиваете себя». Сейчас я понимаю, о чем они говорили. Огонь разгорался с невероятной силой. Ведьмы корчились в языках пламени. Мы отступали, пятились назад, чтобы не обжечься, а пламя все разгоралось. От его жара делалось душно, дым щекотал горло. Мы отходили и отходили, но даже у подножья холма жар не оставлял нас. Над холмом поднялся огромный столб черного дыма, его видели издалека, кто-то говорил, что его видел даже сам король. Дым закрыл небо и Солнце, и стало темно, словно неожиданно наступила ночь.