Читать «Изюм из булки. Том 1» онлайн - страница 22

– Скажите, – с надеждой спросила после спектакля одна дама, – но кровь-то – бутафорская?

– У нас в театре все настоящее, – отрезал Андрей Дрознин, постановщик пластики, новатор, а впоследствии безоговорочный классик театральной педагогики.

На амбразуру

Вышеупомянутая Мать-Волчица, Аня Гуляренко, была ленинградкой и советские проблемы с пропиской задумала решить советским же способом: через фиктивный брак.

Дело неожиданно осложнилось тем, что Аня была девушка весьма привлекательная, и из желающих ей помочь в решении жилищного вопроса быстро образовалась небольшая очередь. Полагаю, конкурсанты надеялись, что фиктивность сожительства как-нибудь, сама собою, со временем рассосется…

Не скрою, готов был поучаствовать в этом конкурсе и я.

Предложил свою кандидатуру и Гриша Гурвич – впоследствии культовый режиссер, создатель театра «Летучая мышь», сверкавшего на московском театральном горизонте в девяностых, вплоть до трагической Гришиной кончины…

А начинал Гриша свое восхождение в нашем подвале, написав блестящие зонги к «Маугли».

Так вот: когда юный толстый Гурвич предложил свою кандидатуру на роль Аниного мужа, Аня отказалась – и, может быть, сделала это чересчур поспешно и категорично.

И Гриша сказал:

– Ну вот, я лег на амбразуру, а пулемет не работает…

Зонг волчьей стаи

Будь ты мал иль стар,

Будь ты сер иль сед,

Но закон всех стай —

Будь во всем, как все.

Будь хитер – как все!

Будь матер – как все!

Ты один из ста —

Вот закон всех стай.

Если лжив – как все,

Если тверд – как все,

Если жив – как все,

Если мертв – как все!

Этот злой наказ

Повтори сто раз:

Я – один из вас,

Я – один из вас,

Я какой-то один из вас…

Эти стихи к нашему спектаклю написал двадцатилетний Григорий Гурвич.

В семидесятых я думал – это про «совок». Сегодня понимаю: про любое время и любое место…

Спектакль «Холстомер»

…привезенный товстоноговским БДТ на московские гастроли летом 1977 года, лошадиной темой озадачивал заранее: у входа в сад «Аквариум» дежурила конная милиция!

Назвать происходившее ажиотажем – значит не сказать ничего. Отчаявшись стрельнуть билетик, московская интеллигенция шла на прорыв билетерских кордонов. Никакие корочки не действовали – по крайней мере, никакие из тех, которые я мог себе представить.

От безысходности ошалевали видавшие виды администраторы. При мне человек в окошке отшил какую-то бабушку с удостоверением. Бабушка оказалась Анастасией Платоновной Зуевой (см. стихотворение Пастернака). Администратора чуть не убили.

Нам, первокурсникам, ловить тут было нечего.

Потыкавшись на шармачка, мы заходили с тыла: пытались обаять у служебного входа актеров БДТ.

– Ничем не могу… – виновато улыбаясь, отвечал грузный Павел Панков, – ребятки, ничем не могу…

Но мы смогли сами!

В день следующего спектакля четверо смелых – Саша Марин, Витя Никитин, Игорек Нефедов и я – в два пополудни подстерегли на задворках театра, в Благовещенском переулке, грузовик с декорациями «Холстомера».