Читать «Провидение зла» онлайн - страница 213

– Эй! – послышался голос. – А король-то еще жив!

– Так и надо, – буркнул Микил. – Я ему пропорол брюхо да подсек руки. Скажи ему по-вирски, что его смерть заказал король Ардууса. Да не ори, эти дурни на том краю пропасти не должны услышать. Мы пока еще не воюем с Ардуусом, наши воины в его городе.

Свей поднял за плечи раненого короля и прошипел ему что-то прямо в ухо. Вигил вывернулся и плюнул убийце в лицо кровавой слюной.

– Микил! – раздраженно крикнул свей. – Он плюнул в меня!

– Добей, – равнодушно бросил вожак.

Глухой удар и последний протяжный стон возвестили о том, что Фламма стала сиротой. Она словно окаменела, сжалась в комок за бьющей в агонии ногой лошадью.

– Как наши? – спросил кто-то.

– Хорошо, – был ответ. – Трое ранены, один опасно. Кровь не можем остановить. Пока зажимаем.

– Э! – услышала Фламма голос над головой, скорчила лицо в гримасу, выпрямилась и захромала, заковыляла в сторону, опираясь на палку. – Да тут девчонка. Страшная, с перекошенной рожей, да еще хромая. Она вроде как не из отряда? И лошади другие, и старик с ней был. Попутчики, наверное. Что с ней делать-то?

– Женись! – гаркнул кто-то, и хохот грянул из десятков глоток.

На том берегу реки стражники Тимора сели на лошадей и поторопили их к горной дороге.

– Убей ее, если уродина, – приказал тот, кого называли Микил. – Или брось в пропасть и посмотри, как полетит.

– Убить? – подхватил Фламму за шиворот и поднял на вытянутой руке Арас.

– Я лекарь! – закричала она что было сил, с трудом выговаривая свейское слово. – Я лекарь!

– Лекарь? – скривил губы Арас, снял с лица свободной рукой светлую прядь длинных волос и обернулся к брату: – Микил! Ты слышал?

– Слышал, – ответил такой же белокурый крепыш. – Ну так отнеси ее к раненому да скажи, что времени у нее час, и если он умрет, то она станет такой же птицей, каким окажется лекарем. Пропасть рядом.

Глава 20

Вода

Игниса выносили на палубу и клали на бок, чтобы он не захлебнулся собственной рвотой. Пока лежал, он смотрел на воду, на край Светлой Пустоши, подходивший к самому берегу Му, и думал, что там, в холоде, куда его убирали на ночь, лучше. Там тихо и спокойно, ничто не тревожит и ничто не мешает умереть. И каждую ночь он пытался умереть, и почти успевал, и уже давно бы умер, но чуть свет его тащили на палубу, клали на бок, чтобы он не захлебнулся собственной рвотой, а он открывал рот и ненавидел тех, кто лишил его голоса, потому что ледяные иглы, которые начинали таять в его суставах, мышцах, костях, сводили его с ума, а он не мог выплеснуть с криком даже часть боли. Умирать на палубе было бесполезно, потому что рядом всегда был кто-то в голубом балахоне. Едва Игнис отплывал в теплое ничто, как кто-то тут же причинял принцу еще большую боль, чем та, к которой он уже начинал привыкать, и он переставал умирать, потому что боли было и так много, и лишняя боль никакой пользы принести не могла, она причиняла только вред, она почему-то удлиняла жизнь. Жизнь с болью казалась во много раз длиннее, чем жизнь без боли.