Читать «Солдатом быть не просто» онлайн - страница 37

— Ай-ай, совсем худо! — И наскочил на Воронкина: — Зачем в сторону крутил? Зачем по следу не ехал?

Воронкин понимал, что Сатпаев прав, но, как а тогда, в дневном разговоре, не хотел поддаваться. Он тяжело шагнул к борту танка, бросив на ходу!

— Не привычен я по проторенным дорожкам ходить, своим умом живу.

Заметив стоявшего у кормы танка командира роты, Воронкин опустил голову.

— Своим умом, выходит, колхозные сараи ломаете, — сказал офицер. — Какую оценку я поставил вам сегодня за вождение?

— Хорошую, товарищ капитан.

— Считайте, что я поставил вам двойку. Хуже — кол! А за это, — он махнул фонарем в сторону пролома, — за это придется краснеть перед колхозниками. Ну, разумеется, и поработать придется: завтра же надо отремонтировать сарай.

2

Всю ночь бесилась пурга. Воронкин лежал на своей кровати с открытыми глазами, прислушиваясь к завыванию за стеной. Ветер временами шумел ровно, а потом вдруг налетал порывами, свистел — в ветвях деревьев, гремел чем-то во дворе. В мыслях тоже была сумятица: оттого и сон не шел.

…После ужина почти весь батальон смотрел новый фильм, и только комсомольцы второго танкового взвода лишили себя этого удовольствия. Они собрались в Ленинской комнате, чтобы обсудить поведение Воронкина. Собрание превратилось в острую беседу о солдатском долге. Припомнили Воронкину все: и что он подвел свой экипаж на последних стрельбах — небрежно вел танк, и что за машиной стал хуже ухаживать, и советами товарищей пренебрегать. Вспомнили о Доске отличников, с которой прошлой осенью сняли портрет Воронкина. «Куда твоя, Степан, совесть делась? — спрашивал сержант Копров. — Ты так отстал, что молодые тебе на пятки наступают и, глядишь, скоро обгонят… Тут мы и сами виноваты: поглаживали все тебя да похваливали, а ты и зазнался». Неприятно было слышать такое, но все говорили без зла, от души.

Воронкин почувствовал прикосновение к плечу чьей-то теплой руки. Оглянулся на соседнюю кровать. Садык… Сейчас утешать начнет… А может, снова прорабатывать?

— Шибко злится пурга, — шепнул Сатпаев.

Степан промолчал.

— О доме я вспомнил, Степа. У нас такая же злая пурга бывает. Так метет, что иной раз утром из дома не вылезешь, все завалит снегом до крыши.

— У нас на Волге зима помягче, — ответил Воронкин.

Сатпаев, приподнявшись на постели, склонился к Воронкину. Раздумчиво, не торопясь, говорил шепотом:

— Вспомнилась одна такая же ночь… Вьюга метет и воет за стеной, я лежу в постели и тихонько плачу. В сорок третьем то было… Днем мать получила похоронную: отец на войне погиб. Нас у матери четверо было ребятишек. Я самый старший, девятый годок шел. Две девочки, братишка. Мать уборщицей работала. Лежу и плачу… Отца жалко, мать жалко и себя. Заметет, думаю, все дорожки — как пойду в школу в худых ботинках? К утру откопали нашу дверь. Люди пришли, мне валенки принесли и шапку. Шапка ношеная, но теплая. Сестренкам платьишки теплые дали, братишке пальтишко… Не пропали мы тогда, Степа… Братишку днем соседи брали к себе, сестренок мать в детский сад водила. Меня кормили в школе… Пособие мать получала. Много у нас людей хороших кругом…