Читать «Евроремонт (сборник)» онлайн - страница 2

При Павле Петровиче жизнь почесаловцев быстро упорядочилась: первым делом государь прислал с фельдъегерем приказ устроить на центральной площади плац и от заутрени до обеда ходить по оному на прусский манер, под флейту.

Эта весть повергла почесаловцев в уныние, и ближе к полудню они начали стекаться к площади. На месте будущего плаца, широко разлившись, плескалась лужа.

– М-да… – сказал один почесаловец, почесавшись. – Да еще под флейту.

– А при Катьке-то поменьше была, – заметил другой насчет лужи.

Постояли они, поплевали в нее, да и разошлись по домам. Согревала их такая чисто почесаловская надежда, что начальственное распоряжение, по местному обычаю, рассосется само собой. Однако же само собой не рассосалось, и через неделю весенний ветерок пронес по городу слово “гауптвахта”. Что означало сие, толком никто сказать не мог, но звучало слово до такой степени нехорошо и не по-местному, что население, взяв ведра, пошло на всякий случай лужу вычерпывать.

Встав в цепочку, почесаловцы принялись за работу, в чем сильно преуспели – по подсчетам местного дьяка, ведер ими было перетаскано до восьми сотен с лишком, однако лужи все не убывало. Ближе к вечеру почесаловцы сели перекурить, а один шебутной некурящий интереса ради пошел вдоль цепочки, по которой передавали ведра, и обнаружил, что кончается она аккурат у другого конца лужи. Когда он сообщил об этом курящим, его начали бить, а прибив, разошлись по-тихому, с богом, по домам.

В столицу же было послано с курьером донесение о наводнении, затопившем свежепостроенный плац вместе с ходившими по оному, на прусский манер, селянами.

Однако же прочесть этого Павлу Петровичу не довелось, потому что по дороге в Санкт-Петербург курьер заблудился в просторах и нашел столицу только спустя три года, ранней весной 1801-го. Опоздал курьер самый чуток. Гусар Зубов взял его за грудки, приподнял над паркетом, рассмотрел и спросил:

– Чё надо?

– Донесение к императору, – просипел курьер.

– Пиздец твоему императору, – доверительно сообщил ему гусар Зубов, и курьер с чувством исполненного долга побрел обратно в Почесалов.

При новом государе вопрос о луже временно потерял актуальность: государь воевал, и ему было ни до чего.

А самим почесаловцам она не то чтобы совсем не мешала, а так… привыкли. К тому же рельеф дна оказался совсем простой; даже малые дети знали: здесь по щиколотку, тут по колено, там вообще дна нет. Ну и гуляли себе на здоровье. А вот французы, идучи через Почесалов на Москву, потеряли эскадрон кирасир, до того без потерь прошедший Аустерлиц. Только булькнуло сзади.

Когда здешние сперанские затеяли осушить наконец лужу и соорудить на ее месте нечто по примеру Елисейских полей, патриоты вышли к луже с хоругвями и песнопением – и отстояли святое для всех россиян место. Ни черта у сперанских не вышло: Елисейские поля так и остались в Париже, а лужа – в Почесалове.

А уж потом пошло-поехало. Сперанские подались в декабристы, проснулся Герцен – и почесаловцы, поочередно молясь, читая по слогам “Капитал” и взрывая должностных лиц бомбами-самоделками, даже думать забыли о луже. Только плевали в нее, проходя то в церковь, то на маевку.