Читать «Евроремонт (сборник)» онлайн - страница 15

Виктор Анатольевич Шендерович

Зайду-ка я сюда лет еще через двадцать.

Не раньше.

Октябрь 2010

Из последней щели (подлинные мемуары фомы обойного)

I

В тяжелые времена начинаю я, старый Фома Обойный, эти записки. Кто знает, что готовит нам слепая судьба за поворотом вентиляционной трубы?

Жизнь тараканья до нелепости коротка. Это, можно сказать, жестокая насмешка природы: люди и те живут дольше! Люди, которые неспособны ни на что, кроме телевизора и своих садистских развлечений. А таракан, венец сущего, горько писать об этом.

В минуты отчаяния я часто вспоминаю строки великого Хитина Плинтусного:

...

Так и живем, подбирая случайные крошки,

Вечные данники чьих-то коварных сандалий…

Кстати, о крошках. Чудовище, враг рода тараканьего, узурпатор Семенов сегодня опять ничего не оставил на столе. Все вытер, подмел пол и тут же вынес мусорное ведро. Негодяй хочет нашей погибели, в этом нет сомнения. Жизнь его не имеет другого смысла; даже глядя в телевизор, он только ищет рекламы какой-нибудь очередной дряни, чтобы ускорить наш конец. Ужас, ужас!

Но надо собраться с мыслями; не должно мне, подобно безусому юнцу, перебегать от предмета к предмету. Может статься, некий любознательный потомок, шаря по щелям, наткнется на мой манускрипт – пусть же узнает обо всем! Итак, узурпатор Семенов появился на свет наутро после того, как Еремей совершил Большой Переход.

О, великие страницы истории исчезают бесследно; этих-то, нынешних, ничего не интересует – лишь бы побалдеть у газовой конфорки. И потом – эта привычка спариваться у всех на глазах… А спроси у любого: кто такой Еремей? – дернет усиком и похиляет дальше. Стыд! Ведь это имя гремело по щелям, одна так и называлась – щель Любознательного Еремея, но ее переименовали во Вторую Бачковую…

Было так: Еремей пропал без всякого следа, и мы уже думали, что его смыло в раковину – в те времена мы и гибли только от стихийных бедствий. Однако он объявился вечерком, веселый, но какой-то нервный. Ночью мы сбежались по этому поводу на дружескую вечеринку. На столе было несчетно еды – в то благословенное время вообще не было перебоев с продуктами, их оставляли на блюдцах и ставили в шкафы, не имея дурной привычки все совать в целлофановые пакеты; в мире царила любовь; права личности еще не были пустым звуком. Да что говорить!

Так вот, в тот последний вечер, когда Иосиф с Тимошей раздавили на двоих каплю отменного ликера и пошли под плинтус колбасить с девками, а Степан Игнатьич, попив из раковины, в ней уснул, мы, интеллигентные тараканы, заморив червячка за негромкой беседой, собрались на столе слушать вернувшегося Еремея.

То, что мы услышали, было поразительно.

Еремей говорил, что там, где кончается мир – у щитка за унитазом, – мир не кончается.

Он говорил, что если обогнуть трубу и взять левее, то можно сквозь щель выйти из нашего измерения и войти в другое, и там тоже унитаз! Сегодня любому недомерку двух дней от роду известно, что мир не кончается у щитка – он кончается аж метров на пять дальше, у ржавого вентиля. Но тогда!..