Читать «Закат и падение Римской Империи. Том 1» онлайн - страница 59

Благодаря таким-то порядкам покоренные народы и сли­лись незаметным образом под общим именем римлян в один народ. Но в центре каждой провинции и в недрах каждого се­мейства все еще существовал тот несчастный класс людей, который нес на себе всю тяжесть общественных уз, не имея никакой доли в их выгодах. В свободных государствах древ­ности домашние работы не были ничем ограждены от кап­ризных жестокостей деспотизма. Окончательному упроче­нию Римской империи предшествовали века насилий и хищ­ничества. Класс рабов состоял большею частью из тех взя­тых в плен варваров, которых захватывали на полях битв це­лыми тысячами, которых продавали потом по дешевой цене и которые, привыкши к независимости, горели нетерпе­нием разорвать свои узы и отомстить за них. Против таких внутренних врагов, не раз своими отчаянными восстаниями ставивших республику на край погибели, самые строгие постановления и самое жестокое обращение, по-видимому, верховным законом самосохранения. Но ког­да главные народы Европы, Азии и Африки соединились под одной верховной властью, внешний источник, из которого в изобилии добывались рабы, стал сякнуть, и римляне на­шлись вынужденными прибегать к более мягкому и более медленному способу их размножения. В своих многочислен­ных семьях и в особенности в своих загородных поместьях они стали поощрять браки между своими рабами. Природ­ные чувства, привычки, порождаемые образованием, и обла­дание такого рода собственностью, которая находилась в не­которой зависимости от других, - вот что содействовало облегчению тягостей рабства. Жизнь раба сделалась более ценной, и, хотя его благополучие все еще зависело от харак­тера и денежных средств господина, человеколюбие послед­него уже не сдерживалось страхом, а напротив того, находи­ло для себя поощрение в его личных интересах. Улучшению нравов содействовали добродетели или политические расче­ты императоров, и покровительство законов было распрост­ранено эдиктами Адриана и Антонинов на самую презрен­ную часть человеческого рода. Право распоряжаться жизнью и смертью рабов было отнято у частных лиц, которые так ча­сто им злоупотребляли, и передано исключительно в руки судей. Подземные тюрьмы были уничтожены, и если жалоба раба на невыносимое с ним обхождение была признана осно­вательной, то обиженный раб или получал свободу, или пе­реходил к другому, менее жестокому господину.

Римский раб не был лишен лучшего утешения в бедствен­ном положении - надежды, и, если ему представлялся случай принести пользу или удовольствие, он мог надеяться, что усердие и преданность нескольких лет будут вознаграждены неоценимым даром свободы. Милосердие господина так ча­сто имело своим источником низкие побуждения тщесла­вия и корыстолюбия, что законодатели находили нужным не поощрять, а сдерживать широкую и неразборчивую щед­рость, которая могла превратиться в очень опасное злоупот­ребление. В древней юриспруденции существовало прави­ло, что у раба нет отечества, поэтому вместе со свободой он получал право вступать в то политическое общество, в кото­ром его патрон состоял членом. В силу этого правила привилегии римского гражданства сделались бы достоянием низ­кой и смешанной толпы. Поэтому из него были сделаны сво­евременно некоторые исключения и это почетное отличие стали раздавать только тем рабам, которые получали торже­ственное и легальное manumission на основании уважитель­ных причин и с одобрением судьи. Даже эти избранные вольноотнущенники получали не более как личные права граж­данства и были лишены гражданских или военных отличий. Как бы ни были достойны или богаты их сыновья, они также считались недостойными занимать места в сенате, и следы рабского происхождения считались совершенно сглаженны­ми не прежде как в третьем или четвертом поколении. Та­ким образом, без нарушения различий рангов открывалась в отдаленном будущем перспектива свободы и почестей даже для тех, кого спесь и предрассудок неохотно причисляли к разряду человеческих существ.